Приключения парижанина в Океании (иллюстрации)
Шрифт:
— Господин Буало! — вскричал Фрике. — Вы здесь! И в таком виде!..
И он с раскрытыми объятиями бросился к вновь прибывшему и порывисто прижал его к груди.
— Ах, господин Буало, как я счастлив! Как я рад, что снова вижу вас и могу обнять!
— Сколько угодно, дружок, я тоже рад прижать тебя к сердцу. Только предупреждаю: я грязен, как свинья…
— Буало! — вскричали Андре и доктор, не помня себя от изумления. — Откуда вы?
— Сами видите: из дупла вот этого дерева, проблуждав под землей, и по железной дороге, и по дну ручья, и по крытым галереям, и черт знает где еще. Но это я расскажу вам потом. Все очень скверно. Нужно уходить и чем скорее, тем лучше. Здесь пока только наводнение, но может произойти, чего доброго, и взрыв, а это будет очень плохо. Не правда ли, вы согласны со мной? Вы ведь не хотите взлететь на воздух?
— В лодку! — крикнул Андре.
Лодка отплыла и через десять минут пристала к твердой земле, где устроили свой временный лагерь туземцы.
Буало, как истый парижанин, привыкший к чистоте и комфорту, немедленно переоделся, взяв у Андре сухую одежду, наскоро съел сухарь и выпил рюмку рому. Немного подкрепившись, он поведан друзьям о своих приключениях.
Он рассказал о том, что уже известно читателю: о своем приходе в таверну лендлорда, о пьянстве свэгменов, появлении американца, похищении свэгменов и принуждении их к работе, о том, как замуровали пещеру, выходившую на озеро, об открытии бочек, спрятанных под водой, — и продолжал так:
— Способ хранения был в высшей степени остроумен и заставлял предполагать, что в бочках заключается громадное богатство. Эта мысль пришла одному из моих подневольных товарищей. Он даже высказал ее вслух. «Молчать! — цыкнул на него американец. — Вы знаете мои условия: пригоршня золота за работу и пуля в голову за болтовню». Этот гнусный человек говорил так, что способен был навести страх даже на храбреца. «Возьмите каждый по бочонку, — продолжал американец, — взвалите на спину и донесите по дну ручья до первой галереи направо. Там вы увидите стоящие на рельсах вагонетки. Положите на них бочонки, и тогда мы с вами рассчитаемся. Вперед! И пожалуйста, без разговоров». Проклятые бочонки были тяжелы, страсть как тяжелы! В каждом было, наверное, по сотне килограммов, без преувеличения. Размером они были невелики, так что одно это давало возможность догадаться, что в них находится. «Золото! Непременно золото!» — шептались люди, идя гуськом друг за дружкой и спотыкаясь чуть не на каждом шагу. Алчность овладела ими. Полагая, что легко будет справиться с двумя надсмотрщиками, не сводившими с них глаз, они задумали овладеть богатством, которое тащили на плечах. Чуть слышно, шепотом обменявшись несколькими фразами, свэгмены уговорились напасть на американца и лендлорда, как только бочонки будут уложены на вагонетки. План был принят всеми без возражений. Свэгмены сами превратились в лесовиков. Я шел впереди всех, находясь в десяти метрах от американца, который нес перед нами факел. Негодяй принял эту предосторожность, опасаясь неожиданного нападения. Ирландец Оуэн сообщил план и мне, а я сделал вид, что соглашаюсь принять в нем участие. Но бедный Педди не рассчитал, что подземные галереи невероятно усиливают звук. Американец слышал все слово в слово и даже бровью не повел. Дойдя до места, он воткнул факел в стену, подозвал к себе лендлорда и с револьвером в руке стал спокойно наблюдать за погрузкой, как будто ему не грозила никакая опасность. Когда все было закончено, он сделал лендлорду знак, чтобы тот сел в последний вагончик, ударом ноги вышиб упор, подложенный под колеса передней вагонетки, вскочил к своему товарищу, и поезд медленно двинулся по рельсовому пути, проложенному, очевидно, со значительным уклоном. Раздался яростный вопль. Свэгмены бросились, как бешеные, за ускользавшей от них добычей. Блеснуло несколько выстрелов. Предвидя суматоху, я лег на землю — и очень хорошо сделал, потому что в двадцати метрах от меня галерея вдруг осветилась ярким светом, точно вулкан во время извержения. Меня оглушил страшный гул взрыва, и кругом посыпались обломки. Затем настала тишина, и только вдали слышался затихающий стук вагонеток, катившихся по рельсам. Уверяю вас, друзья мои, что в жизни я не испытывал такого ужасного чувства, как в эти минуты. Я думаю, это было именно то, что называется страхом. Во всяком случае, я до сих пор не имел понятия об этом чувстве. По странной случайности воткнутый в стену факел чудом уцелел и еще светился. Я потихоньку направился к месту взрыва и пришел в длинную галерею. Американец, должно быть, взорвал ее с помощью мины, заложенной заранее. От прохода не осталось и следа. Свэгмены были погребены под развалинами. Я был один, совершенно один, и без припасов; я умирал от голода и холода на расстоянии двухсот футов от поверхности земли. Нельзя было терять ни минуты. Я взял в руки факел и осмотрел груду обломков, чтобы удостовериться, не могу ли я помочь какому-нибудь несчастному, уцелевшему в катастрофе. Было тихо и мрачно, точно в могиле. Я вернулся назад и пришел к пещере, где был до взрыва.
— По вашему мнению, господин Буало, — перебил рассказчика Фрике, — в этих бочонках было золото?
— Я склонен так думать, учитывая тяжесть бочонков и те предосторожности, которые были приняты при их перевозке.
— Но ведь сумма должна быть огромная.
— Да, не маленькая. Примерно миллионов десять… Но я продолжаю. Около часа проблуждал я из галереи в галерею, отыскивая выход. Наконец я нашел шахту, которую заприметил еще в то время, когда вместе со свэгменами работал над заделкой отверстия. При этой шахте имелась и бочка, находившаяся в хорошем состоянии. Вы, я думаю, были на приисках и видели, как там это устраивается. Я поспешил воспользоваться бочкой. Поднявшись наверх, я вдруг почувствовал над собой что-то крепкое, точно свод. «Господи! — подумал я. — Неужели мне суждено быть погребенным заживо?» Мой факел догорал. При потухающем свете его я разглядел, что сквозь слой земли проходят какие-то корни. Из груди у меня вырвался вздох облегчения. Я достиг верхних слоев земли, я был на пути к спасению. Как бешеный, принялся я рыть землю ножом. Земля оказалась рыхлая, комки ее отделялись легко и обильно падали вниз. Я заметил, что земля состояла наполовину из сгнивших листьев. Вскоре мне удалось проделать отверстие, достаточное для того, чтобы пролезть. Я протиснулся наверх и очутился в дупле того самого камедного дерева, в котором вы меня увидели.
Только бесстрашный парижанин закончил свой рассказ, как вдали показался всадник, скакавший во весь опор прямо к лагерю.
То был Даниель, француз-скваттер.
— Как! Это вы, господин Буало? Отколе вас бог принес? — воскликнул он. — А мы о вас как беспокоились!
— Я пришел из рудника по другому ходу. Сведения, сообщенные вами, оказались абсолютно верны. Что новенького?
— Очень много новенького. Мы арестовали фуру, запряженную десятью лошадьми.
— Это почему?
— Потому что фурой, нагруженной тридцатью бочонками странной формы, правил некто лендлорд, первый мошенник в округе. Вместе с лендлордом ехал в фуре один субъект, которого я часто видел в компании разбойника Сэма Смита. Поэтому я не мог не остановить их и не полюбопытствовать, что они везут и откуда держат путь.
ГЛАВА XIV
Тщетное искушение. — Решительный отказ доктора от наследства, оставшегося после Нирро-Ба. — Фура. — Сын Красного Опоссума. — Появление Сэма Смита. — Бандит, конвоирующий честных людей. — Доводы делового человека. — Кайпун умер — да здравствует Жан Кербегель! — Фрике удостоверяется, что в бочонках находится золото. — Прибытие в Мельбурн. — Лесовик просит и получает свободу. — Мистер Холлидей не хочет говорить, и его сажают в тюрьму. — Визит к генеральному прокурору. — Страшное разочарование. — Все погибло! Добыча и тень. — Следы золотого песка. — Бегство.
Известие о захвате фуры имело для французов громадное значение. У них появилась надежда на счастливый исход предприятия. Они думали так: если их предположение, что в громадной австралийской фуре перевозится золото, подтвердится, то главный бандит Боскарен не замедлит появиться лично, чтобы отбить свое сокровище. Начнется борьба с засадами, битвами. Тем лучше. Прекратится, по крайней мере, война с неуловимым призраком, предстанет враг, облеченный в плоть и кровь. Главный интерес сосредоточится на перехваченном кладе. Злодеи поневоле будут вынуждены действовать открыто, сбросив маску, которая столько лет обеспечивала им успех в делах, самое незначительное из которых заслуживало виселицы.
Маленький отряд собрал свои пожитки и, не мешкая, тронулся в путь. Туземцы под предводительством Жана Кербегеля, который пока не выказывал ни малейшей охоты отказаться от прав и преимуществ, предоставляемых ему званием Кайпуна, пошли за французами.
Доктор полушутя, полусердито посылал ко всем чертям австралийского Виами, свое неожиданное семейство, члены которого не давали ему ни минуты покоя.
Вдовствующая мадам Нирро-Ба, превозмогая робость, то и дело лезла к нему, таская за собой многочисленное потомство. Бедняжка употребляла все средства понравиться, какие только в ходу у туземных красавиц. Она нацепила на себя всевозможные украшения и разрисовала свое лицо самыми яркими красками. Смешно и жалко было видеть, какие отчаянные взгляды кидала она своими подмалеванными глазами. Нос бедной вдовицы был выкрашен белой краской, а щеки синей. Мадам Нирро-Ба была так обольстительна, что только такой черствый привереда, как доктор Ламперрьер, мог устоять против подобных прелестей и не растаять.
Судя о вкусах доктора по своим соплеменникам, падким до всякого рода гастрономических наслаждений, черномазая Пенелопа, пользуясь малейшей оплошностью своего воображаемого супруга, время от времени пыталась всунуть ему в рот горсть искусно приготовленного жира поссума, начиненного всевозможными душистыми травами.
Но увы! Неблагодарный варвар был глух к нежным речам, отворачивался от блестящего наряда, а вкусных яств не хотел даже нюхать, не то что есть.
И мадам Нирро-Ба испускала с горя такие отчаянные вопли, что белые какаду пугались и вспархивали, как очумелые. Отдав приготовленные для супруга лакомства своим чадам, она в отчаянии царапала себе лицо, так что кровь текла алыми струйками по ее прелестной татуировке.