Приключения парижанина в стране львов, в стране тигров и в стране бизонов
Шрифт:
Так что в местности, где происходят события, о которых мы рассказываем, «речные лошади» еще не перевелись.
Когда шлюпка остановилась от внезапного толчка, все решили, что она напоролась на камень и пойдет ко дну. Но вода вдруг покраснела, поднялось сильное волнение, послышался громоподобный вой.
Лодка продолжала идти тихим ходом. Вновь раздался крик, только еще громче. Шел он из воды.
— Я узнаю этот звук! — воскликнул Фрике. — Так кричит умирающая лошадь. Я слышал его в аргентинских пампасах и никогда не забуду.
У гиппопотама единственное сходство с лошадью — голос. Только «речь» его гораздо резче и неприятнее.
Из бурлящей воды показалась голова бегемота, потом и часть туловища. Он распахнул огромную пасть с лиловым небом и ослепительно-белыми зубами, ухватился этими зубами за железный борт лодки и давай трясти ее изо всех сил.
Опасность грозила серьезная, Фрике понимал это, но не пошутить не мог.
— Вот тебе раз! Подводный камень плавает и даже кусается. Это глупо. Убирайся прочь, старый урод! Обшивка стальная, все равно тебе ее не изгрызть. Пошел прочь!
Твердая сталь только сильнее разозлила зверя. Он тряс лодку как игрушечную.
Парижанин понял, что пора принимать меры. Достал винтовку восьмого калибра, не спеша зарядил, встал в двух метрах от зверя, грызшего зубами стальной борт с такой силой, что искры сыпались.
— Вот что, мой мальчик, ты чересчур долго злишься, — сказал он, прилаживая винтовку на плече. — Уходи-ка лучше домой. Не хочешь? Знаешь, я не любитель убивать, но, видно, придется угостить тебя свинцовой бомбошкой. Раз!.. Два!.. Ну, сам виноват… Три!.. Пеняй на себя.
Бум!.. Раздался оглушительный выстрел. Гиппопотам, которому пуля попала в глаз, разжал челюсти и пошел ко дну. Он тонул медленно, и можно было рассмотреть, что натворила пуля.
Это было ужасно! Верхнюю часть черепа снесло, к клочкам оторванной кожи прилипли обожженные частички раздробленных костей. Как будто бросили гранату или взорвалась бомба.
— Они очень милы в зоологическом саду, когда глотают копеечные хлебцы, но у себя дома не особенно любезны, — заметил Фрике. — Положим, мы сами приласкали его шлюпкой, и вдобавок паровой, но ведь не нарочно… Эй, друзья, полегче! Не наткнуться бы еще раз. Вода что-то подозрительно волнуется вокруг нас. Так. Что я говорил?
Со всех сторон из воды поднимались новые экземпляры. Что их возмутило? Гибель сородича? Или шум паровой лодки, винт которой сверлил и пенил воду?
На суше гиппопотам вполне добродушен, в воде часто раздражителен.
Возможно, шлюпка с бурливым винтом, пыхтящей и кашляющей трубой, выплевывающей дым, вызвала у травоядных сангвиников приступ ярости. Вероятно, не оставили они без внимания и предсмертный крик своего товарища. Услышав его, переполошились окончательно и решили дать бой.
Их было штук двадцать. Они выстроились двумя полукругами справа и слева от лодки, в конце концов кольцо замкнулось.
— Невероятно, но придется опять устраивать бойню, — сказал парижанин. — Необходимо пробить брешь в этой стене из живого мяса. Что делать, зачинщики не мы! — Он встал на носу лодки, держа в руке винтовку восьмого калибра, вооружил свободного матроса такой же, положил возле себя винтовку «Экспресс» и приказал кочегару быть наготове, чтобы немедленно выполнить его команду. Шлюпка шла тихо. Рискованно было с разбегу натолкнуться на такие громады. До гиппопотамов оставалось метров десять. Их головы торчали из воды, хлопали челюсти. Фрике условился с матросом целиться каждому в свою жертву, лучше в висок, стрелять одновременно, снова целиться и стрелять, не торопясь, но и не медля, и всякий раз не раньше сигнала.
— Целься! — приказал парижанин. — Готово?
— Готово! — отвечал матрос.
— Пли!
Два выстрела слились в один. Два бегемота с разнесенными черепами, не вскрикнув, пошли ко дну, как полные бочки.
Брешь была пробита.
— Целься!.. Пли!.. Кочегар, полный ход.
Грянули два выстрела. Брешь расширилась. Между живыми подводными камнями образовался проток. Шлюпка устремилась в него, пустив две струи горячего пара направо и налево.
Это был фокус кочегара. Не имея возможности принять участие в стрельбе, он решил хотя бы обжечь паром противные морды, высовывавшиеся из воды.
Шутка удалась. Свистящий горячий пар напугал зверей сильнее выстрелов, они нырнули в воду и скрылись из виду.
Избавившись от опасности, шлюпка замедлила ход, но двигалась все-таки довольно быстро. Река стала уже, течение — быстрее. Плыть было хорошо и легко.
Фрике радовался и уже стал забывать о неприятностях. Вдруг на крутом повороте он приметил зрелище, заставившее его вскрикнуть от удивления.
— Опять преграда!.. Что за проклятая река! После крокодилов — гиппопотамы, после гиппопотамов — худшее из животных, человек. Если эти прохвосты не пожелают нас пропустить, что нам тогда делать?
Фрике был прав. От одного берега до другого, поперек реки, протянулась цепь узеньких лодок. В каждой было по десятку или дюжине вооруженных негров.
Что за преграда?
Парижанин вывесил белую тряпку, везде, во всем свете, обозначающую мирные намерения, и приказал тихо двигаться вперед, держа тем не менее оружие наготове.
Приблизившись, попросил сенегальца окликнуть негров. Тот объяснил им, что шлюпка везет мирных путешественников, которые друзья черным людям, и что они просят пропустить их на земли куранкосов, где их ждут.
Слова сенегальца выслушали в глубоком молчании, но потом поднялся адский шум. Негры выли, как бешеные, потрясая луками, дротиками, некоторые прицеливались из ружей. Одним словом, давали знать, что не пропустят.
Фрике повторил просьбу, предполагая, что возникло недоразумение.
Но нет. В ответ крики лишь усилились. Просвистело несколько пуль, блеснуло несколько выстрелов.
Настаивать парижанин счел неблагоразумным и скрепя сердце отдал приказ об отступлении. Положим, он был уверен в том, что прорвет цепь лодок и проложит себе путь, но его остановило следующее соображение: