Приключения парижанина в стране львов, в стране тигров и в стране бизонов
Шрифт:
— Да, он что-то не особенно предупредителен с нами, — согласился смущенный Барбантон.
— С его стороны это довольно мерзко. Я вовсе не претендую на титул герцога для вас или для себя, но сказать спасибо не мешало бы. Впрочем, чего ждать от этих черномазых? Все они дрянь страшная.
— Боже! Что они хотят делать?
— У меня мороз по коже.
Сунгойя отдал приказ, который взволновал всех его подданных. Даже самые отчаянные пьяницы прекратили возлияния.
Бросившись к пленным, победители потащили их к забору и привязали
Все было проделано с невероятной быстротой. Сунгойя встал и объявил, что пленных сначала накажут розгами женщины и дети.
Очевидно, этого ждали. Заявление было встречено дикими криками. Изо всех хижин, вопя и потрясая палками, высыпала армия отвратительных мегер и противных маленьких уродов с толстыми животами, на тонких ножках.
На пленников посыпался град ударов. Несчастные корчились, скрежетали зубами и, наконец, завыли, как звери, которых свежевали заживо.
И человеческому терпению есть предел.
Победители тем временем точили сабли, одобрительным хохотом поддерживая истязателей.
Фрике и Барбантон боялись поверить…
Покрасневшие от крови палки ложились на спины истязаемых все реже. У палачей устали руки.
Сунгойя дал знак. Они остановились, отдышались. Посудины с пивом пошли по кругу. Стар и млад, женщины и дети, все с жадностью пили.
Воины покрепче, то есть не раненые и не слишком пьяные, подошли с поднятыми саблями к забору, к измученным, истерзанным, обливающимся кровью пленникам.
Европейцы все поняли. Изверг, которому они помогли одержать победу, собирался отдать приказ о массовом убиении.
Этого они выдержать не могли.
Оба бросились к негодяю и принялись уговаривать, чтобы он не пятнал победы гнусной жестокостью.
— Ты жил с белыми, — воскликнул Барбантон, — ты видел, что они щадят побежденных! Убивать пленного — низость, если ты хочешь править своим народом по примеру белых, ты должен перенимать их обычаи. Я тебе помог одержать победу, проводив тебя сюда, обучив твоих воинов. В награду я прошу пощады этим людям.
— Мой друг говорит дело, — с важностью вмешался Фрике. — Пленных нельзя убивать. Если ты это сделаешь, мы сейчас же покинем тебя и призовем проклятие на твою голову.
— Что же мне делать? — возразил плут-король на ломаном французском языке. — Кормить их я не могу — нечем. У нас у самих мало еды. Отпустить? Они завтра же снова на меня нападут. Продать в рабство тоже нельзя — вы, белые, не позволяете, вешаете тех, кто покупает. Единственное средство покончить с ними — убить. На моем месте они сделали бы то же самое. Таков обычай. И вождь должен умереть первым. Всегда нужно убить того, на чье место садишься. Назад не возвращаются только мертвецы. Вы же, белые, если хотите остаться моими друзьями, не вмешивайтесь в мои дела и уважайте наши обычаи. Я здесь единственный повелитель.
Негодяй взмахнул саблей над
Это было сигналом.
Над каждым пленником уже стоял палач. Одновременно с саблей Сунгойи на головы пятисот пленников опустилось по сабле.
Но не все палачи-победители оказались такими же ловкими, как их достойный вождь. У многих сабли не перерубили позвонков или врезались выше шеи, в череп. Последовали новые взмахи, новые удары. Слышались стоны, крики, хрипенье…
Кровь брызгала из перерезанных артерий, дождем окатывала палачей, обливала землю, забор. Образовалось кровавое болото.
Возмущенные европейцы отвернулись с отвращением и ушли в свою хижину.
Они не могли присутствовать при последовавшем живодерстве, когда вырывались внутренности и еще трепещущие сердца поедались победителями, опьяненными вином и кровью.
Не желая больше ни минуты здесь оставаться, французы принялись укладываться.
Барбантон, браня себя за помощь, оказанную этим скотам, проклинал свое бегство и объявил, что вернется на яхту, несмотря на присутствие там госпожи Барбантон. Воинственный пыл угас, охлажденный потоками крови и гнусной жестокостью. Изнанка военной славы предстала перед ним во всей наготе — и он от души ее возненавидел.
Проворно скинул с себя мундир, уложил в чемодан, сунул саблю в чехол из зеленой саржи, перевел дух и сам себя, в качестве главнокомандующего, отправил в отставку.
Верный сенегалец пришел проведать своих господ. Он давно не видел их и тревожился.
Ему тоже не по вкусу была эта бойня и людоедство. Пожив с европейцами, он стал вполне цивилизованным человеком. Сунгойя наотрез отказался выпить и закусить, что вызвало негодование и недовольный ропот.
Прочие негры были мертвецки пьяны. Они были ни на что не способны.
К сожалению, без них нельзя было обойтись — нужны были носильщики и гребцы, потому что решено было возвращаться по реке. Отъезд пришлось отложить.
Настала ночь.
Поужинав на скорую руку рисом с овощами, испеченными в золе, легли спать. Сон был тревожным, одолевали кошмары. На всякий случай положили около себя винтовки, но ночь прошла мирно.
Взошло солнце, осветив поселок, успевший принять привычный облик. Тела убрали. О битве и бойне напоминали только опрокинутые кое-где хижины, сломанный забор, следы пуль на деревьях и не успевшие просохнуть лужи крови.
Протрезвевший, но сильно помятый Сунгойя по-соседски заглянул к своим друзьям-французам.
Он был в английском генеральском мундире, в том самом, который был вчера на его сопернике.
Барбантон набросился было на него с упреками за вчерашнее безобразие, но благоразумный парижанин сразу его перебил.
К чему бесполезные разглагольствования? Что сделано, то сделано. Находясь среди дикарей, следует считаться с их обычаями. Чем ссориться, спорить, лучше молча уложить багаж и уходить, раз не нравится.