Приключения Перигрина Пикля
Шрифт:
— Как! — вмешался председатель. — Ветер задерживает его в порту?
— Вино задерживает! — воскликнул второй. — Скован вином! Странная метафора, — заметил третий.
— Нисколько, если он попал в бочку! — отозвался четвертый.
— Скорей бочка попадет в него! — ответил пятый. — Для него нужен океан!
— Не удивительно, если его зальет, — сказал шестой.
— Если его зальет, он выплывет, когда желчный пузырь лопнет! — подхватил седьмой.
— Это случится скоро. Он давно уже готов лопнуть, — сообщил восьмой.
— Ничуть не бывало! Поверьте моему слову, он крепко держится на дне. У него природная способность тонуть, — заявил девятый.
— Тем не менее я его видел в облаках, — заметил десятый.
— Ну и туманный он был тогда! — бросил одиннадцатый.
— Такой темный, что смысла понять нельзя, — согласился десятый.
— А все-таки он был виден насквозь, — сказал двенадцатый.
— Вы говорите так, будто у него голова стеклянная, — вставил тринадцатый.
— Ничуть не бывало! — воскликнул четырнадцатый. — Голова у него из более крепкого вещества! Она склоняется, но не бьется.
— Все же я видел ее разбитой, — вмешался председатель.
— А вы не заметили — ум вытекал из дыры? — спросил кто-то.
— Ум у него слишком неуловим, чтобы его заметить, — отрезал председатель.
Третий собрался еще что-то сказать, как вдруг из кухни раздался отчаянный вопль: «Пожар!», заставивший всех присутствующих заметаться по комнате. Каждый стремился спастись первым, у двери и в коридоре образовалась пробка; задние старались оттащить тех, кто прорвался вперед. Все орали; клубы дыма врывались в комнату, и лица исказились от ужаса. Перигрин, видя, что в дверь не выйдешь, распахнул окно и выскочил на улицу, где увидел толпу, собравшуюся тушить пожар. Некоторые члены Общества последовали его примеру и благополучно выпрыгнули из окна. Председатель, не решаясь прибегнуть к тому же способу, дрожал, стоя на подоконнике, и, не полагаясь на свою ловкость, страшился последствий прыжка; случайно проносили мимо портшез, и, воспользовавшись этим, он прыгнул прямо на крышу портшеза, который опрокинулся в канаву, к негодованию седока, оказавшегося изнеженным щеголем, ехавшим в вечернем костюме на какую-то ассамблею.
Этот кавалер, услышав над головой грохот и почувствовав сотрясение в тот момент, когда портшез перевернулся, вообразил, будто на него обрушился целый дом, и от ужаса завизжал, причем толпа решила, что это визжит женщина, и кое-кто бросился ему на выручку, в то время как носильщики, вместо того чтобы ему помочь, как только опомнились, пустились в погоню за виновником катастрофы, который, привыкши не раз удирать от бейлифа, нырнул в темный переулок и мгновенно исчез, скрывшись с глаз людских вплоть до следующего дня, когда он появился снова на Тауэр-хилле.
Те, кто был помилосердней и энергически бросился на помощь предполагаемой леди, узнав о своей ошибке при появлении щеголя, озиравшегося с ужасом по сторонам, перешли от выражения сочувствия к веселью и начали отпускать отвратительные шутки по адресу несчастного седока, нимало не помышляя ему помочь. Он очутился в весьма затруднительном положении, но Пикль, сжалившись над ним, убедил носильщиков отнести его по соседству в дом аптекаря, которому этот несчастный случай сулил немалую выгоду, ибо испуг столь сильно повлиял на нервы щеголя, что он слег в горячке и пролежал без сознания целые две недели, в течение которых не только не был лишен медицинского ухода, питания и прочих услуг, но и был по-королевски ублаготворен, как явствовало из предъявленного аптекарем счета.
Наш герой, убедившись в том, что неудачливый щеголь доставлен по назначению, вернулся к месту бедствия, которое произошло благодаря засорившемуся дымоходу и скоро было преодолено усилиями семьи, не возымев никаких других последствий, кроме тревоги по соседству, смятения членов Общества и расстройства ума у щеголя.
Полный страстного желания ближе познакомиться с уставом Общества, который постепенно ему открывался, мистер Пикль не преминул появиться на следующем собрании, когда рассматривались жалобы членов, заключенных в тюрьмы Флит, Маршелси и Королевской Скамьи. Поскольку эти несчастные писатели не ждали ничего от своих собратьев, кроме совета и услуги, не связанных с кошельком, заявления разбирались с великой тщательностью; по этому поводу Перигрин имел возможность обнаружить перед Обществом свою влиятельность, ибо случайно кредитор одного из заключенных был ему знаком, и он знал, что строгость этого джентльмена вызвана негодованием против должника, написавшего на него пасквиль в отместку за отказ вторично дать взаймы, после того как тот уже одолжил довольно значительную сумму. Наш молодой джентльмен, узнав, что писатель раскаялся и склонен принести извинение, обещал оказать влияние на кредитора, чтобы тот пошел на соглашение, и через несколько дней добился освобождения сочинителя.
Когда долг перед сотоварищами был выполнен, разговор принял обычный оборот; было раскритиковано немало новых произведений, в особенности тех, чьи авторы были либо не связаны с Обществом, либо ему неизвестны. Не избегли критики и актеры; еженедельно в театры посылалась группа самых рассудительных членов Общества для оценки актерской игры. Цензоры истекшей недели были призваны к ответу; пьеса, которую они смотрели, называлась «Месть».
— Мистер К., — сказал второй цензор, — самый совершенный и безупречный актер из всех когда-либо появлявшихся на нашей сцене, несмотря на слепое преклонение публики перед его соперником. Два дня назад я пошел с целью критиковать его игру. Но я не нашел поводов для порицания; наоборот, все основания для одобрения и преклонения. В «Пьере» он велик, в «Отелло» превосходен, а в «Занга» прямо неподражаем. Помимо чистоты произношения, благородства осанки и мимики, он владеет столь точным и выразительным жестом, что человек, вполне лишенный слуха, видя его, может понять смысл каждого слова, им произносимого. В самом деле, нельзя более выразительно рассказать Изабелле о поведении Алонзо, когда тот находит роковое письмо, которое он уронил по приказанию мавра; и когда для завершения мести он сознается в том, что является виновником всех зол, он обнаруживает совершенное мастерство игры, произнося вот эти пять слогов: «Знайте, это — я!»
Перигрин, в течение нескольких минут с любопытством посматривавший на критика, сказал:
— Мне кажется, ваша похвала ироническая, потому что в двух сценах, вами упомянутых, этот актер переиродил самого Ирода, или, иными словами, превзошел самого себя в своем сумасбродстве. В намерение автора входило, чтобы мавр передал своей наперснице короткое известие, каковое, без сомнения, должен был повторить; его лицо при этом должно было выражать страсть и удовлетворение, но ему отнюдь не подобало забавно гримасничать, точно обезьяна, на которую, по моему мнению, он походит, произнося такую простую фразу:
…Он поднял медленно письмо, Но, бросив только на бумагу взгляд, Он вздрогнул, словно в глаз вошла стрела, И наземь с ужасом его швырнул.Произнося первые два слова, сей отменный актер наклоняется, и кажется, будто он и в самом деле берет что-то с пола; продолжая говорить следующий стих, он делает вид, будто развертывает письмо; упоминая о стреле, протыкающей глаз, он тычет указательным пальцем в свой собственный орган зрения, затем с необычайной силой отскакивает, выкрикнув слово «вздрогнул». А когда он доходит до «наземь с ужасом его швырнул», дрожит всем телом и роняет воображаемую бумагу из руки.
Такими же нелепыми жестами он сопровождает следующие слова:
Не двигаясь, стояла жертва. Он Испустил затем протяжный вздох, Потер свой лоб и поднял вновь письмо.Актер дико таращит глаза, жалостно вздыхает дважды, словно вот-вот задохнется, трет лоб и, нагнувшись, делает вид, будто хватает что-то с полу. Не обходится он без такой же немой игры, когда заканчивает свой рассказ стихами;
Казалось, он хотел его прочесть, Но страх сковал. И скомкал он письмо И, как ехидну, спрятал на груди.