Приключения Перигрина Пикля
Шрифт:
М. столь близко принял к сердцу доказательства женской ветрености, что решил не завязывать впредь никаких прочных связей и для успокоения вернулся в Париж, где нанял помещение в одной из школ верховой езды, которой занимался с большим увлечением. Во время своего пребывания в этом городе он снискал расположение известного генерала, принадлежавшего к одному из самых знатных и древних родов во Франции; тот обратил на него внимание, познакомившись с написанными им замечаниями на Фоляровского Полибия, которые были предъявлены генералу его адъютантом, другом М. Это расположение М. укрепил своей вежливостью и внимательностью, а по возвращении в Лондон прислал принцу изданного Кларком Цезаря и новейшие сочинения Генделя, весьма чтимого генералом. Весной того же года, до выступления французской армии, он получил от принца письмо с приглашением приехать, причем принц просил его не заботиться об экипировке.
М. еще не забыл о своем пристрастии к военному делу и, понимая, что такого случая больше не представится, принял предложение, принеся любовные утехи, которыми он в то время забавлялся, в жертву любопытству, неудержимому и влекущему к опасностям. В течение этой, а также и последующей кампании, участвуя в осаде Филиппсбурга, он приобрел много новых знакомых среди французских офицеров, в особенности среди тех, кто питал пристрастие к наукам и литературе; дружба и влияние этих джентльменов сослужили ему впоследствии службу, правда в области, совершенно чуждой их профессии.
Он внимательно ознакомился с торговлей и мануфактурами в тех странах, где ему приходилось путешествовать, в особенности же в Голландии, Англии и Франции; хорошо зная государственные доходы и сельское хозяйство Франции, он с огорчением убедился в том, сколь плохо ведется наша торговля табаком — важнейшая отрасль всей нашей торговли с этим государством; сколь незначительна прибыль наших плантаторов благодаря низким ценам, назначаемым Французской компанией, которая имела полную возможность понизить ее еще более. М. нашел способ помочь этой беде, поскольку она отражалась на государственных доходах, и предложил не делать скидки в одно пенни — сохранившаяся льгота — на фунт с вывозной пошлины на табак. Он доказывал министерству, что столь незначительное увеличение пошлины нимало не сократит спрос за границей, а только это обстоятельство и следует принимать во внимание, и что государственный доход возрастет благодаря такой мере на сто двадцать тысяч фунтов, тогда как внутри страны она не вызовет ни шиллинга добавочных расходов. Но министерство, обсуждая в то время план акцизного обложения, ни о чем не хотело думать, пока не будет покончено с этим проектом; когда же план потерпел неудачу, М. снова выступил со своим предложением, которое было в подробностях рассмотрено, но вскоре обнаружилось, что с проведением его отнюдь не склонны торопиться.
Его надежды не оправдались и в течение ближайших трех месяцев, а потому по совету друзей он обратился к Французской компании с планом, в коем указывал на выгоду, какую она извлекает, назначая цену и приобретая только тот сорт табака, который больше соответствует вкусу публики; в заключение он предлагал доставить им любое количество табаку по цене, уплачиваемой ими в Лондонском порту.
После некоторых размышлений они приняли это предложение и заключили с ним договор на доставку пятнадцати тысяч бочек в год, за что обязались уплатить наличными, как только табак прибудет в один из портов южного или западного побережья Великобритании, по его усмотрению. Подписав этот договор, М. немедленно выехал в Америку, чтобы приступить к его выполнению; с ним поехал и французский аббат, человек умный и ученый, старый его знакомый, которому он оказал много услуг.
По прибытии в Виргинию — а это случайно совпало с пребыванием в главном городе этой провинции многих виргинских джентльменов — он опубликовал мемориал, в котором доказывал, что они терпят убытки в торговле, объяснял способ их возместить и предлагал покупать у них ежегодно пятнадцать тысяч бочек табаку, отвечающего спросу на французском рынке, по ценам, превышающим те, что они получали ранее.
Это обращение было встречено наилучшим образом. Самые крупные плантаторы, убедившись, что оно способствует их интересам, охотно приняли предложение, а под их влиянием дали согласие и все остальные; единственным затруднением являлось обеспечение оплаты векселей за табак, который надлежало доставить в английские порты, и условия продления договора.
Для устранения этих препятствий мистер М. вернулся в Европу и узнал, что во Франции Компания фермеров готова сделать все необходимое для выполнения договора и вполне удовлетворена теми образцами, какие он прислал. Но его добрый друг, французский аббат, оставшийся в Америке, самым предательским образом опрокинул все планы. Он тайно написал Французской компании, что ему известно, будто М. может снабдить их табаком по значительно более низким ценам, чем те, на какие они согласились, и что пятилетний договор отдаст их всецело во власть М., который затем заставит их согласиться на любую предлагаемую им цену; далее он писал, что берется доставить им табак на более выгодных условиях, так как заключил уже, по его словам, соглашение с самыми крупными плантаторами Виргинии и Мериленда.
Компания была столь встревожена этим сообщением, что отложила подписание договора с мистером М. до приезда аббата; и хотя она всячески убеждала М. принять предателя участником предприятия, но он отклонил их ходатайства и напрямик заявил в присутствии аббата, что никогда не позволит себе вступать в какие бы то ни было соглашения с таким человеком и тем менее в таком деле, которое приведет к понижению рыночных цен на табак в Англии.
Так потерпел неудачу проект, самый грандиозный, простой, легкий и, как выяснилось на суде, обеспечивающий предпринимателю самый большой доход, какой когда-либо получало частное лицо, — проект, выполнение коего принесло бы пользу обществу и прославило бы М., способствуя процветанию той отрасли нашей торговли, которая обеспечивает работу двум огромным областям и двумстам кораблям, о чем М. помышлял гораздо больше, чем о собственной выгоде. Казалось бы, что человек, чьи долги М. платил не раз, человек, обязанный ему и в других отношениях и ездивший на средства М., если и не отблагодарит его, то поступит хотя бы порядочно; но сердце у этого чудовища было столь порочно, что, лежа на смертном одре, он оставил значительные суммы мало знакомым людям и даже не вспомнил о необходимости вернуть деньги М., чтобы тот не сгнил в тюрьме.
Когда однажды М. получил в распоряжение некоторые средства, он нашел им применение благодаря своему знакомству с различными отраслями торговли и благодаря помощи просвещенных друзей в Париже и Лондоне; если бы он был из тех, кто думает только о своей выгоде, а таких на свете слишком много, он обладал бы теперь громадным состоянием. Но он никогда не оставался глух к голосу нищеты, и его доброе сердце всегда отзывалось на нужды наших ближних. Мало того, он проявлял большую изобретательность, измышляя самые деликатные способы помочь нуждающимся и нередко предупреждал просьбы о поддержке.
В подтверждение моих слов я мог бы привести немало примеров, и они убедили бы вас в его бескорыстном великодушии; но это завело бы меня слишком далеко, и я не намереваюсь останавливаться на всех его поступках. Достаточно сказать, что после объявления войны в Испании он отказался от всех своих коммерческих планов и взял назад деньги, вложенные в предприятия, чтобы провести спокойно остаток дней, удовлетворяясь тем, что имел, и ограничивая свою щедрость тем, что он мог уделить из своего ежегодного дохода. Это было разумное решение, если бы он только остался ему верным. Но когда разразилась война, он не мог без жалости видеть достойных джентльменов, ему рекомендованных, отчаявшихся получить офицерский чин только потому, что им нечем было платить маклерам по продаже патентов; он выдавал им значительные суммы под простые расписки, но вернуть по ним деньги ему не удалось, ибо большинство должников погибло во время неудачной экспедиции в Вест-Индию.
В конце концов после ряда подобных же дел, совершенных им из любви к справедливости, из человеколюбия и из отвращения к насилию, он был втянут в процесс, самый значительный из процессов, какие подлежали разбору в наших судах; этот процесс был из ряда вон выходящим, а кроме того с ним был связан вопрос об имуществе, приносящем пятьдесят тысяч фунтов в год, и от него зависело три пэрства.
В 1740 году доблестный адмирал, командовавший в Вест-Индии флотом его величества, в донесениях по эскадре герцогу Ньюкаслу упомянул о молодом человеке, который, служа простым матросом на одном из кораблей под его командованием, тем не менее предъявил права на титул и имущество графа Э. Как только об этих притязаниях стало известно из газет, о них заговорили повсюду. Особа, которой это касалось всего ближе, встревоженная появлением соискателя, приняла меры, чтобы пресечь попытки юного выскочки. Получив сведения о мистере Э. сейчас же после того, как о том стало известно в Вест-Индии, она располагала бесчисленными преимуществами перед несчастным молодым джентльменом. Ибо, владея большим состоянием и поместьями по соседству с местом рождения истца, эта особа знала всех свидетелей, которые могли бы представить доказательства его законнорожденности, и имела полную возможность благодаря влиянию и власти заткнуть рот одним свидетелям и перетянуть на свою сторону других. Соискатель же, покинувший родину пятнадцать лет назад, беспомощный, лишенный образования и друзей, не мог ничего предпринять в свою пользу. Если несомненные достоинства его дяди и любовь к справедливости мешали графу прибегать к недостойным средствам, та следует помнить, что совесть его многочисленных эмиссаров, состоявших у него на жаловании, не была столь щепетильна.