Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея
Шрифт:
Старый жид Соломон отталкивал ногой узел другого Мошки и говорил ему, чтоб он добром шел домой, покуда барин взашей его не выгнал.
— Ты, голова углом, разве не знаешь, что вельможный пан в бумажные платки не сморкается?
— А что ж, он в твое гнилое сукно будет сморкаться? Славное сукно, седанское! с бумагой пополам!
— Не трогай руками! — вскричал Соломон, ощетинясь.
— Не толкайся! — вскричал Мошка.
Жид Хайм притащил дюжины три одеял и готовился, только что войдет вельможный пан, раскинуть одно на всю комнату по головам и товарам и крикнуть:
— А вот зе, вельмозный пан, самые луцция покрывала, двухспальные, каких луцце не бывает! усь если пан хоцет иметь покрывала, так усь пан будет ласков: купит вот это.
Но Шлем, посматривая в окно, говорил Хайму:
— Видишь, офицер приехал к Ханзе, ты бы шел туда; он скорей купит одеяло, а вельможному пану не нужно одеяло; вельможный пан хочет купить материй на жилетки.
— Дз, эх! узнал он, что у тебя есть жилетки, каких и даром никому не надо!
— Дз, эх, — повторял и Черномский, — промотает та каналья Дмитрицкий у меня все деньги!..
Только что вошел Дмитрицкий, жиды в один голос начали высчитывать свои товары.
— Ну, что у вас есть, показывай, — сказал он, садясь на диван.
Жиды полезли на него толпой, давят, толкают друг друга; крик страшный. «Сукно седанское, пане! какого цвету прикажет пан? Полотно голландское! Перчатки, пан, французские! Платки, пан, материи разные, атлас, бархат, тафта!.. Перчатки, пан: какую прикажет пан вырезать?… Ситцы!.. Колечко пану?… цепочки, серьги брильянтовые!»
— Вон! — крикнул Дмитрицкий. Все вдруг умолкли.
— А что ж пану угодно? — вызвался Соломон.
— Молчать!.. Ты! показывай серьги брильянтовые!.. Скверные!..
— А вот зе лучше! работа какая! брильянты с бирюзой.
— Гадкие! что стоют?
— Дешево, пан, для пана триста червонцев.
— Сто хочешь?
— Да помилуй, пан, как это можно покупать такую дрянь! им вся цена десять карбованных! Камни фальшивые! — вскричал Черномский.
— Тебя спрашивают? — прикрикнул Дмитрицкий.
— Пан только деньги бросит; у меня есть брильянтовые серьги, я пану уступлю их за сто червонных, не такие, — сказал Черномский.
— Свои подаришь сам невесте… Это что, мундштуки? что этот стоит?
— Двадцать червонных.
— Десять.
— Ах ты, свента матка Мария! Это композиция!
— Мне все равно, композиция или янтарь, я покупаю, что мне нравится.
— У пана денег много! пану деньги нипочем! пан их не наживал трудом!
— Ни трудом, ни мошенничеством: по наследию достались; и потому молчи! Что это, шали? Показывай.
— Аглецкие, самые лучшие! бур де су а! [95]
95
[95] Сорт шелковой материи (франц.).
— Что голубая?
— Пятьдесят червонных.
— Дорого! возьмешь и половину.
— Видно, пан знает толк, — сказал Черномский, ахнув, — сшивная, середина от старой дрянной шали, девки носят! Возьми, пан, за эту цену мою тибетскую.
— Пустяки! Ты свою подаришь сам невесте; а эту я подарю ей.
— Чтоб моя невеста носила такую поскудную шаль! фи!
— Не хочешь? Ну, так я подарю ей турецкую, выпишу из Одессы.
— Турецкую пану! у меня такая турецкая… Дз, эх! — вскричал жид и, оставив свой узел и шали, разложенные по полу, схватился за шапку и побежал вон.
— У пана много денег, что пан так бросает их! — сказал Черномский с страдальческим выражением лица, как будто у него жилы тянут.
— А тебя кто просит сожалеть о моих деньгах?
— Нельзя, пане, нельзя не жалеть; деньги не легко достаются.
— Потом и кровью: оттого-то ты такой худой и бледный. Трудно переводить деньги из чужого кармана в свой! Вели-ко подать мне бутылку шампанского — я выпью за твое здоровье,
— Пану шутки!
— Вот, васе сиятельство! вот настоящая турецкая! — вскричал запыхавшийся жид, вбежав в комнату с новым узлом.
— Показывай!
— Ганц фейн! [96] Дз-эх! вот шаль! у султана турецкого нет такой!
— Что стоит?
— Пятьсот червонных; только десять червонных и наживаю барыша.
— Я тебе дам за нее…
— Пан! — вскричал Черномский, — для бога, позволь мне торговаться и покупать пану! Пан не знает толку в товарах!
— А тебе-то что?
— Не могу! панья матка бога, не могу!
— Ну, изволь, покупай!
— Что просишь ты за шаль? а? — спросил Черномский, уставив глаза на жида.
96
[96] Верх красоты (евр.).
— Пятьсот червонных.
— Берешь восемьдесят?
— Пан покупать не хочет, — сказал жид, складывая шаль.
— Тут тебе ровно десять червонных наживы.
Жид, ни слова не говоря, сложил шали в узел, укрутил его тесьмой, взвалил на плечи и сказав… «прощайте, пане!» вышел.
— Ты с ума сошел, вместо пятисот даешь восемьдесят! Мне шаль нравится, я дам ему двести пятьдесят червонных.
— Завтра шаль будет у пана за семьдесят пять червонных. Не хотел брать десяти барыша, — возьмет пять.
В тот же день жид пришел снова.
— А что ж, пане, шаль? Деньги нужны, в убыток продаю; извольте, беру четыреста червонных.
— Восемьдесят.
— Триста пятьдесят, угодно?
— Ни копейки.
— Ну! будь пан так счастлив! отдаю за триста! И жид хотел развязывать узел.
— И не хлопочи! Больше восьмидесяти сегодня не возьмешь, а завтра отдашь за семьдесят пять.
— Пану не угодно покупать? — сказал жид; долго завязывал узел и, наконец, ушел.
Через час явился снова, сбавил цены на половину.