Приключения секретного баптиста
Шрифт:
Ровно в тринадцать ноль-ноль он резко направился через площадь к зданию вокзала. Папироса дымила в руке. Видно было, как сосед по гостинице оттолкнулся от тротуара и пошел навстречу. На самой середине площади они сошлись. Сосед наклонился прикурить, и Андрей торопливо отчитался.
– Все отлично, - сказал сосед, - счастливого пути.
9
Замереть на маминой груди, позабыв все на свете: и Калугу, и горькие годы разлуки, и громад-ные, удивленные зрачки Анны Ильиничны, и серые, отдающие холодом, прекрасные - Анаста-сии, и маленькие, въедливые, карие Сергея Яковлевича, и вчерашнюю
Он все рассказал ей, все, кроме глупого фарса со шпионами и Америкой, и она говорила обо всем, кроме того, что пережила за восемнадцать лет. Только и сказала: "Когда этот умер, я поняла, что все переменится..."
Маме дали квартиру, работу. Предложили войти в комиссию по реабилитации. Ехать нужно было на Северный Урал, мотаться по лагерям и освобождать, освобождать, освобождать таких же, как она, избитых, изможденных, потухших.
Три майских дня пролетели незаметно, и Андрей воротился в Калугу. В редакции его сердечно поздравляли с возвращением матери, и те, на кого он еще совсем недавно смотрел с жалостью, снова выглядели нормальными людьми, его товарищами. И Анна Ильинична предложила немед-ленно выпить по глотку за мамино возвращение, потому что она-то уж лучше других понимала ситуацию. И они выпили, и Анна Ильинична, нацелив на Андрея свои громадные печальные глаза, спросила:
– С мамой советовался? Нет? Ничего ей не сказал? Испугался? Ей не до этого. Понимаю, понимаю...
– Да вообще,- сказал Андрей,- надо с этим кончать...
– Ты знаешь, - сказала она, - знаешь, чем может кончиться американская эпопея? Кончит-ся она тем, что тебе предложат следить за близкими тебе людьми... например, за мной...
– Ну уж!
– сказал он и покраснел, и тут же вспомнилась роскошная Анастасия Ковригина.
Через месяц позвонил Лобанов, и они встретились. Уже в телефонном разговоре Андрей дал понять, что с ним не пообедаешь, и потому Сергей Яковлевич спросил, встретясь:
– Какая-то грусть в вашем голосе. С матерью-то все в порядке?
– Ну, пока она о вас не знает, у нее все в порядке, - сказал Андрей с невеселой усмешкой.
Лобанов вскинул брови.
– В каком смысле, Андрей
– Да нет, - сказал Андрей, - ее волновать нельзя.
– Вот и отлично, - сказал Сергей Яковлевич, - а грусть у нас откуда?
– Если нужно, - криво улыбнулся Андрей, - я расскажу о поездке в Малоярославец... У меня там не все получилось...
– Пустяки, Андрей Петрович, все вышло отлично.
– Э, - сказал Андрей, - ваш сотрудник не знает подробностей.
– Все хорошо, все хорошо. Анастасия меня проинформировала... Вы действовали отменно.
Он провел по столу, и солнце заиграло на рыжих волосах.
Он нервничал, Андрею это было заметно. Чекист поправил галстук, проглотил слюну - кадык шевельнулся. Сказал улыбаясь:
– Есть одно дельце, Андрей Петрович.
– А как с Америкой?
– нагло спросил Андрей.
– Да вот уже совсем скоро, - сказал Лобанов с ленцой.
– Тут вот какое дело...
И тут Андрей приготовился выпалить слово "нет", но сдержался. Опять началась лихорадка. Мелкая дрожь охватила тело - то ли ужас, то ли гнев, то ли крайняя решимость. Сергей Яковлевич глядел на него с грустью.
– У вас там с английским все в порядке?.. Анна Ильинична, видать, педагог крепкий, не правда ли? Это я сужу по вашим впечатлениям...
– Да я ничего и не говорил...
– Говорили, Андрей Петрович, впрочем, пожалуй, и нет, но это чувствуется, это видно, у вас даже легкий акцент проскальзывает, вот, я думаю, какого человека держали взаперти, такого специалиста, Анну Ильиничну, вместо того чтобы пользоваться ее знаниями... Вы с ней дружите?
– Конечно,- выдавил Андрей.
– Ну что она, как она после всего? Настроение какое? После стольких лет лагерей человек ожесточается, он перестает ручаться за свои поступки.
– Сергей Яковлевич, - тихо сказал Андрей, - вы напрасно это, я ведь не гожусь на эту роль...
– Да вы что!
– забеспокоился Лобанов.
– Вы меня не поняли... Вы думаете, что я что-то там хочу выяснить для каких-то там целей? Я просто хочу с вашей помощью, потому что вы ее близкий человек, выяснить, нуждается ли она в нашей помощи, в нашей защите после того, что пришлось пережить, а вы решили, что я вмешиваюсь в личную жизнь. У вас такое настроение в последнее время, вы неправильно думаете обо мне... Ну, пожалуйста, если не хотите...
– Не хочу,- сказал Андрей. Лихорадка прекратилась. Лобанов потирал лоб пухлыми пальцами.
– Вообще не хочу, я для этого не гожусь...
– Да пожалуйста, пожалуйста, - сказал Лобанов. Его карие глаза сверкнули и тут же погасли.
– Поиграли в шпионов, и хватит, - сказал Андрей, - и хватит.
– Вы меня неправильно поняли, - сказал Лобанов, - ну да бог с вами. Потом, глядя мимо Андрея, сказал без интереса: - Я позвоню, когда что-то выяснится, позвоню...
Андрей пошел к дверям. Лобанов молчал.
...Больше он не звонил. Месяца через три, уже перед самым окончательным отъездом в Москву, Андрей встретил его на улице. Он шел навстречу. Андрей собрался было поздороваться по старому знакомству, но Сергей Яковлевич отвернулся.
1984