Приключения в Красном море. Книга 1(Тайны красного моря. Морские приключения)
Шрифт:
Варсангалийцы (племя варсангали живет в окрестностях этого мыса) вовсе не отличаются какой-то особой кровожадностью, напротив, это очень гордые и свободолюбивые люди, доставившие немало хлопот тем правительствам, которые хотели колонизовать их страну. Например, они до сих пор противятся сооружению на своей территории маяков, чтобы сохранить за собой право взимать налог с кораблекрушения, который признавался еще в те времена, когда финикийцы посещали мыс, где можно было приобрести благовония. Они спасают терпящих бедствие пассажиров и кормят их до тех пор, пока не подоспеет помощь. За это в их собственность отходит и само судно, и его груз.
Маяк, назначение которого уменьшить вероятность кораблекрушения,
Я спрашиваю, почему они бросили якорь так далеко.
— Да ведь начинается отлив. Там, где стоишь ты, твое судно скоро сядет на мель, если только это уже не произошло.
Я вспоминаю уклончивый ответ араба: «Камней там нет, один песок». Все правильно, однако он умолчал о том, что в момент отлива судно окажется на мели.
Я прикидываю последствия такой ситуации и те преимущества, которые он может из нее извлечь, если ему придет в голову познакомиться с моим товаром поближе. Совершенно очевидно, что я окажусь в его власти.
Судно стоит пока прямо, но я быстро убеждаюсь, что его киль уже погрузился в песок.
В то время как мы тщетно пытаемся сняться с мели, к нам подплывает хури с двумя людьми. Один из них тот, кто с рассеянным видом раскладывал камешки на песке, пока я беседовал с обладателем кинжала в серебряных ножнах.
Я не настроен оказывать ему теплый прием, однако первые же его слова заставляют отнестись к нему с вниманием, поскольку мне кажется, что говорит он искренне.
Самое сложное в общении с местными жителями — это уметь отличать правду от лжи, так как постоянная недоверчивость приводит к плачевным результатам. Я полагаю, что существует своего рода инстинкт, который не обманывает вас семь-восемь раз из десяти. Главное — обладать им.
— Если ты везешь оружие, то уходи поскорее, — говорит он, — шейх Омар собирается выманить его у тебя, пообещав заплатить за товар позднее. Он только что ушел за верблюдами и небольшим подкреплением на тот случай, если ты не пожелаешь отдать ему оружие по своей воле.
— Но у меня нет никакого оружия, — говорю я с наигранным удивлением в голосе.
— Как же? У тебя шесть ящиков с ружьями и двадцать с патронами.
Я поражен.
— Здесь я нахожусь уже десять дней, — продолжает он, не обращая внимания на мое изумление. — Я заказал у шейха Омара настоящие карабины системы грас, но он попытался меня обмануть и предложил переделанные ружья. Я забрал деньги обратно, но он попросил отсрочку, пока не прибудут две фелюги из Джибути… Я знаю, какой у тебя груз, потому что из Рас-эль-Ары только что приехал посыльный на верблюде. Две фелюги задержались там из-за того, что одна из них села вчера на мель, прячась от проплывавшего мимо английского катера. (Без сомнения это был тот самый катер, с которым повстречался я.) Другая, которая плыла вместе с ней «сангар» [38] , осталась оказать ей помощь. Они послали к шейху Омару гонца для того, чтобы, если ты отправишься в Кор-Омейру, он помешал тебе выгрузить оружие или забрал его силой. Поскольку ты не знаешь ни этих мест, ни здешних людей, сделать это не составило бы труда… Если ты согласишься, мы поедем вместе, и я покажу, где находятся люди из моего племени. Я мог бы купить у тебя оружие, если, конечно, ты не заломишь слишком высокую цену.
38
Туземцы никогда не совершают длительных плаваний на одиночном корабле. Чаще всего они идут двумя судами, и это называется плыть «сангар». Плывущие «сангар» суда не должны терять друг друга из виду и обязаны оказывать взаимную помощь. (Примеч. авт.)
Его слова кажутся мне убедительными.
— У тебя есть деньги?
— Да, у меня с собой две тысячи рупий, остальное получишь там, куда мы отправимся.
Пока мы беседовали, сомалийцы с дружественной фелюги пришли к нам на помощь. В полной тишине на восемь пирог переносят часть ящиков с патронами, остальные складывают вдоль одного борта, чтобы придать судну крен. Там, где мы остановились, глубина моря не более одного метра.
Десять человек прыгают в воду, упираются спинами в брюхо фелюги и согласованными движениями понемногу сдвигают ее с места, приподнимая корпус то спереди, то сзади. Через полчаса работы судно сходит с мели, обретая наконец плавучесть.
Интересно, все ли ящики с патронами мне вернут? Однако я убеждаюсь, что все они на месте. А уж что было проще удрать с ними на лодке! Но в подобных обстоятельствах так не поступают, во всяком случае, в здешних местах.
Мой клиент, отправившийся на сушу за деньгами и вещами, на сей раз плывет обратно на нашей хури, которая ждала его в отдалении.
Когда мы уже готовы к отплытию, нас кто-то окликает с берега. А! Разумеется, это шейх Омар, который не ожидал, что «каваджа кахим» (наивный европеец!) сумеет сняться с мели, он-то рассчитывал на обратное.
Нельзя терять ни минуты. На берегу находятся три или четыре пироги, их, несомненно, спустят на воду, и тогда, возможно, дело примет иной оборот. Я предпочитаю избегать инцидентов, которые закроют для меня в будущем якорную стоянку, если здесь останутся убитые или раненые. Я дарю славным сомалийцам ящик с патронами в благодарность за их помощь, и мы поспешно снимаемся с якоря.
Течение направлено в это время в противоположную сторону, из Кор-Омейры, и мы набираем приличную скорость, еще не успев поднять парус.
Кажется, погони за нами пока нет.
Я беру курс в открытое море, проплывая над рифом в том направлении, какое подсказали мне ныряльщики в качестве наиболее безопасного. Впрочем, остается положиться на Бога, ибо у меня нет другого выбора.
Благополучно миновав риф, мы достигаем глубоководья.
Мой арабский пассажир, присев на корточки на юте, следит за тем, как я управляю судном, проводя его через лабиринт подводных скал. Он восхищенно восклицает:
— Ты шайтан!..
Для здешних жителей белый человек, который умеет найти дорогу в море, не поддается на шитые белыми нитками хитрости и не боится туземцев, существо поистине легендарное.
Он объясняет мне, что рыбаки, ловившие вчера рыбу с берега накидной сетью, — его соплеменники и что они тепло нас встретят.
Я охотно верю этому, настолько приятное впечатление осталось у меня от привольной жизни под солнцем, и я рад, что вновь увижу этих первобытных людей.
Рано утром мы подплываем к селению, и устанавливающийся штиль позволяет нашему судну уткнуться носом в берег, взрезав форштевнем песок. Это облегчает разгрузку.
Я соглашаюсь взять сушеную рыбу, обладающую гораздо большей ценностью, чем мое оружие. Я сохраню этот груз в качестве залога и доставлю в Джибути, где находится связной моего клиента, который заплатит мне остальную сумму.
Все племя высыпало на пляж, и в несколько минут наши ящики выгружают и переносят в хижину из циновок. Еще одна хижина приготовлена для меня. Пока на мою фелюгу грузят мешки с рыбой, мне приносят молоко и несколько лепешек из дурра.
Хозяева уже собираются забить барана и устроить пирушку, как поднимается морской ветер, создающий опасность для судна. Я расстаюсь с Такером (так зовут моего клиента), который обещает встретиться со мной в Джибути. Он является кем-то вроде посредника, собирающего заказы у бедуинов и вождей мелких племен, живущих в глубине материка.