Приключения в Красном море. Книга 1(Тайны красного моря. Морские приключения)
Шрифт:
В моем жесте решимость выйти отсюда во что бы то ни стало, улыбки перед ней окажутся бессильны. Белокурый офицер и вали обмениваются взглядами. Несколько слов, очевидно, приказ — и на лице губернатора вновь возникает учтивая улыбка.
— Вас проводят, но потом я жду вас на обед.
Другой офицер (уже настоящий турок) выходит и тут же возвращается с четырьмя опять-таки вооруженными людьми.
— Это ваше сопровождение, в городе сейчас опасно, — говорит мне вали.
— Из-за стен, которые могут рухнуть? — спрашиваю я.
— Нет, в стране беспорядки, поэтому
Остается лишь опять поблагодарить его за столь предупредительное ко мне отношение.
Обветшалый дом, первый этаж которого заселен баранами и козами; обвислый провод тянется внутрь через какую-то дыру в стене. Это телеграфная линия. Неужели серьезные официальные донесения передаются посредством таких вот малопочтенных устройств?
Лестница приводит нас на второй этаж. Я с удивлением обнаруживаю аппарат Морзе, стоящий на очень старом туалетном столике, давно позабывшем о своих непосредственных функциях. Сидя на пустом ящике, глубокий старик, прекрасно вписывающийся в окружающую обстановку, расшифровывает сообщение, нервно отбиваемое на голубой ленте.
Прирученный козленок лежит у него в ногах и жует какие-то бумаги.
Наше появление не отвлекает никого от дела. Не поднимая головы, старик машинально отвечает на мое «Салам алейкум».
Он записывает слова слева направо. Подойдя поближе, я вижу, что он пишет по-немецки. В углу на корточках сидит солдат, наверняка ожидая телеграммы, которая, должно быть, является ответом на запросы относительно моей личности. Теперь я понимаю, почему губернатор так долго не хотел меня отпускать. Они ждут приказов от вали из Таиза. Все ясно: здесь находится что-то вроде немецкого штаба, влиятельной тайной организации, образующей своего рода костяк турецкого правительства в Аравии. Следовало бы в этом удостовериться.
— Можешь ли ты взять от меня телеграмму в Шейх-Саид? Мне нужно передать сообщение офицеру-европейцу, — говорю я старику, уже заканчивающему свою работу.
Он вдруг перестает крутить ручку Морзе и смотрит на меня округленными глазами.
— Какому офицеру?
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, потому что пишешь по-немецки; я не хочу называть его имени в присутствии этих людей.
— Я не знаю, о чем ты, — и он снова берется за ручку, производящую треск, уткнувшись носом в голубую ленту, словно его внезапно поразила близорукость.
— Ладно, — говорю я, — придется передать это вали.
Его явное смущение укрепляет меня в мысли, что в форте Шейх-Саида действительно находится немецкий чиновник.
— А пока, — продолжаю я, — мне хотелось бы дать телеграмму в Джибути.
Старик подает мне бумагу и чернила, и я записываю: «Губернатору Джибути. Следую Мокка. Сообщу о себе если помощь не нужна».
Смысл телеграммы прозрачен: если я не объявлюсь, то, значит, либо возникли осложнения, либо мне угрожает опасность. В любом случае будет известен мой маршрут, по крайней мере до этого пункта. Но будет ли отправлена телеграмма? Старик пересчитал слова в том и в другом направлении, произвел подсчеты, сверился со справочниками и почесал себе спину линейкой. Наконец он протянул мне какую-то бумажку и запросил один турецкий фунт. Еще одно арифметическое действие, позволяющее перевести талеры по выгодному курсу. Затем вопросительный взгляд в ожидании чаевых за предоставление бумаги и чернил.
— А когда ты передашь телеграмму?
— Скоро.
— Нет, сделай это сейчас же. Вот тебе еще один фунт.
— Я попробую.
Вызов с помощью телеграфного ключа. Ответ: слушаем. И старик делает вид, что собирается начать передачу моего текста. Но в ту же минуту эта старая обезьяна щелкает переключателем, прерывающим связь, и как ни в чем не бывало добросовестно отстукивает сигналы Морзе в тишине пыльной комнатки, дабы не насторожить меня в том случае, если я разбираюсь в этой азбуке.
Я притворяюсь, что не заметил его хитрости. Все ясно: моя телеграмма передана не будет. Он получил приказ. Возможность убедиться в этом обошлась мне в один фунт, но она того стоит. Опасность приобретает зримые очертания. Пока не поздно, надо выбираться из западни, в которой я очутился по легкомыслию.
Дремавший в углу солдат выходит из комнаты с телеграммой на немецком языке. Пока он доберется до вали и полученные приказания будут прочитаны и прокомментированы, у меня есть полчаса. Необходимо попасть на фелюгу раньше этого срока.
Я покидаю старого телеграфиста, который не скупится на слова благодарности в мой адрес, и сбегаю вниз по лестнице в сопровождении охраны.
Поравнявшись с кофейней, я сворачиваю туда и приглашаю сопровождающих сесть за столик, усеянный мухами, которые взлетают с него вихрем. Абди по-прежнему идет за мной как тень, я отправляю его к лодке, он будет ждать меня там.
Мы усаживаемся перед липкими объедками, оставленными предыдущими посетителями. Полуголый араб, разносящий чашки, подает чай с имбирем, я еще заказываю каака, что-то вроде туземного пирожного.
Мои охранники говорят по-арабски. Я спрашиваю у них, можно ли приобрести здесь барана. Двое из них предлагают свои услуги в надежде надуть меня на несколько пиастров. Я даю им сумму, которой хватило бы для покупки по меньшей мере двух баранов, поощряя их к действиям своей неискушенностью.
Я наблюдаю за двумя другими, оставшимися со мной и в душе сожалеющими о том, что они упустили такую удачу. Конечно, они получат свою долю, но и их обманут, ибо истинный размер выручки сохранят от них в тайне.
— Мне бы хотелось приобрести еще и цыплят, — говорю я им.
Третий охранник уходит, также получив сумму, достаточную для того, чтобы совершить выгодную сделку. Четвертый смиряется с несением своей нелегкой службы.
— Ты не против, если я угощу тебя бутылкой вина, раз уж мы остались одни?
У турок вино ценится необычайно высоко, но пить его им запрещено.
— Да, но они не должны знать об этом.
— Тогда пойдем со мной. Если моя хури на пляже, я отправлю на борт судна человека, который принесет тебе вино.