Приключения в Красном море. Книга 1(Тайны красного моря. Морские приключения)
Шрифт:
Накуда сидит чуть повыше, прислонясь к склону горы, под каменистым уступом, образующим укрытие.
Я взбираюсь туда, чтобы его поприветствовать. Развалившись на куске циновки, он задумчиво курит наргиле, и у меня возникает такое чувство, что этот человек обосновался здесь в незапамятные времена.
Он отвечает на мое приветствие, не поворачивая головы. Это меня удивляет, и я готов уже повернуться и уйти прочь, когда сопровождающий меня сомалиец, улыбнувшись, сообщает мне, как о самой естественной вещи на свете:
— Он слепой.
Слепой накуда! Я в недоумении.
Человек приглашает меня сесть
И все это он произносит с особым наклоном головы, типичным для слепых, взгляд которых как бы блуждает поверх людской толпы.
Накуда — сомалиец, уже почти старик. Его костлявое лицо сохраняет бронзовую неподвижность, в то время как веки медленно скользят над мутными зрачками. Кажется, они безуспешно пытаются стряхнуть пелену, навсегда окутавшую эти мертвые глаза. Тик появился у него впервые в то время, когда все это и началось, лет десять назад… Поначалу глаза подернула легкая дымка, затем дни стали как-то темнее, и, когда наступали сумерки, все вокруг погружалось в полнейший мрак.
Он тщательно скрывал поразивший его недуг, опасаясь, что придется распрощаться с должностью капитана судна. И накуда стал брать с собой сына, еще совсем ребенка. Он стоял рядом с ним и сообщал отцу обо всем, что видит. Этого было достаточно. Накуда так хорошо изучил все прибрежные рифы, что никто лучше, чем он, не мог привести судно к якорной стоянке, и долгое время люди не догадывались о том, что свет понемногу меркнет в его глазах.
Но однажды утром солнце уже не встало для него над горизонтом. Сумерки превратились в непроницаемый мрак…
Он сошел на берег, держа в руках сундучок моряка, и уединился в своем доме.
И тогда в непроглядной темноте, которая окутала его со всех сторон, старик увидел, как вспыхнул новый свет — свет воспоминаний.
Любой едва уловимый шорох или тончайший запах рождал в тайниках памяти волнующие образы, его прошлой жизни.
…Его судно вновь вышло в море, и в этот день что-то умерло в душе накуды.
По ночам он бродил вдоль берега, овеваемый ветром с моря, который наполнял там, вдали, чей-то парус, и в голове старика возникали картины…
Дни он проводил на пляже, вдыхая запах водорослей и слушая шум прибоя, который теперь говорил ему так много, как никогда раньше. В часы отлива пение моряков позволяло ему представить все движения матросов, суетящихся вокруг вытащенной на берег лодки. Его руки любовно гладили округлые формы удлиненного корпуса, и гармоничные линии судна воскрешали в его памяти череду бегущих друг за другом вспененных волн…
Однажды к берегу подошла фелюга. Матросы радостным криком приветствовали сушу, и старый накуда узнал знакомые голоса.
Он услышал, как плюхнулся в воду якорь, и по силе звука вычислил дистанцию, отделявшую корабль от берега. Цепь, какое-то время лязгавшая в клюзе, подсказала глубину в этом месте, а, когда опускался парус, шкивы издали продолжительный стон: это был голос его корабля!.. И старый накуда заплакал навзрыд… Судно, на котором он в течение двадцати лет плавал со своими людьми к далеким изумрудным рифам, вернулось назад после трех месяцев отсутствия.
Перед началом
Вот уже десять лет он с ошеломляющим мастерством водит корабль к далеким банкам, известным только ему. Для него достаточно какой-нибудь мелочи, сообщенной одним из матросов, чтобы определить, что это за остров или скала. К старику относятся с таким благоговением, словно Бог наделил его неким сверхъественным знанием. Это знание — свет его памяти: подобно неугасающему огню святилища, он озаряет в памяти слепого накуды запечатленные образы навсегда исчезнувших для него вещей…
Здесь, под этим утесом, старик, пораженный слепотой, слушает шум морского прибоя, который лижет песок. Его загорелого торса касается теплый ветер, подобный ласке далеких просторов. Запах сушеной рыбы, дым костра, зловоние, исходящее от кучи бильбиля, голоса моряков, вытаскивающих на берег свои лодки, проникают в его душу, и он видит.
Теперь я понимаю тайну этого взгляда, как бы парящего над людьми, ибо слепец заключает в себе целый мир.
Я оставляю старика, погруженного в экстатическое состояние, и ухожу, взволнованный тем, насколько предупредительны и заботливы эти грубые на вид и примитивные люди к своему увечному капитану. Я уверен, что они не расстанутся с ним, плавая по этому лазурному морю среди коралловых островов, пока на одном из них его не опустят в могилу.
Еще долго до меня доносится пение гавасов. Потом гаснет последний огонек, и стиснутая скалами бухта, где плещется невидимый прибой и отражается от утесов его эхо, погружается в темноту. На фоне постепенно светлеющего неба начинает вырисовываться, подобный массиву непроницаемых сумерек, большой остров. Между зубчатых кратеров показывается луна. Ее голубой свет перетекает с камня на камень по склону горы и разливается на поверхности моря.
Подул легкий ветерок, и, снявшись с якоря, мы огибаем остров Ханиш с северной стороны…
В Джибути я прибыл 15 февраля, совершив нелегкое плавание против ветра. Первым я посетил господина Симони, губернатора, который вручил мне письмо министра. Вот оно:
«Министерство Колоний.
Управление Индийского океана.
Акционерное общество островов Фарасан.
Париж, 7 января 1916 г.
Министр колоний господину де Монфрейду, в Джибути.
Сударь!
В письме от 7 октября 1915 года, посланном в конверте господина Дальбиеза, депутата, Вы сочли необходимым известить меня о сложностях, с которыми Вы столкнулись в предпринятой Вами попытке обосноваться на островах Фарасан.
По согласованию с господином президентом Совета, министром иностранных дел, имею честь сообщить Вам, что мы не сможем оказать какое-либо содействие предприятию, создание которого натолкнулось бы на серьезные препятствия, в чем Вы сами же признаетесь.
Вы действуете на свой страх и риск в сугубо личном порядке, и господин министр иностранных дел просил меня самым недвусмысленным образом уведомить Вас, что его департамент не предпримет никаких инициатив относительно Вашего дела в ущерб британским интересам.