Приключения в Красном море. Книга 1(Тайны красного моря. Морские приключения)
Шрифт:
Примите заверения, сударь, в моем глубочайшем почтении.
Думерг».
Этот ответ меня ошеломил. Вот и вся польза, которую министр иностранных дел сумел извлечь из моих потуг! В самом деле, англичане посмеются от души. К тому же подобный образ действия уже позволяет предвидеть, каким будет наше отношение к Версальскому договору…
Кажется, господин Симони тоже был удивлен проявленной нерешительностью, но он посоветовал отнестись к этому философски.
Он прав.
В настоящее время английский флаг реет над островами Фарасан, нефтяные источники бдительно охраняются и подходить к ним запрещено даже туземцам.
IX
Дороги рабства
И тогда я предложил губернатору использовать мои суда для перевозок между Джибути и Йеменом арабских пассажиров, а также продовольствия в обоих направлениях. Для этого надо было прорвать блокаду англичан, ту самую пресловутую блокаду, которая была установлена с целью защиты их торговли, и эта перспектива привлекала меня в первую очередь.
Благодаря губернатору Симони, не жалующему англичан, я получаю большие возможности для осуществления регулярных рейсов между Джибути и аравийским побережьем.
В основном я перевожу пассажиров, нефть, сахар и муку. Второе путешествие принесло удачу: мне удалось нейтрализовать Салима Монти, получив доказательства того, что он торгует рабами. У меня в руках мощное оружие, способное отправить его на каторгу, и он знает, что я воспользуюсь им при первом же осложнении, которое возникнет у меня с «Интеллидженс сервис» по его вине. С этой поры, продолжая получать жалованье от этой законспирированной организации, он стал передавать ей ложные сведения, благодаря которым суда Его Величества сожгли понапрасну немало литров нефти, ибо искали меня не там, где я находился.
Вот эта история.
Я возвращаюсь после одного из своих рейсов, доставив тридцать пассажиров в Кор-Гулеифу, что южнее Ходейды.
Стоит тихая ночь. Я прикорнул у себя в каюте, но вскоре запах дыма от костра, разведенного юнгой на баке, возвестил о приближающемся рассвете.
В открытый люк проникает бледная полоска света, и на фоне тусклого неба вдруг появляется голова рулевого по имени Шехем.
— Абд-эль-Хаи! — зовет он.
— Что случилось? — спрашиваю я, поднявшись на палубу и машинально бросаю взгляд сперва на паруса, затем на компас и наконец в сторону открытого моря…
— Посмотри, — говорит Шехем, — кажется, это пирога.
В полумиле от нас на волнах покачивается какой-то темный предмет. Он то появляется, то исчезает.
— Это доска, — размышляю я вслух.
— Может быть, но на ней человек.
Еще слишком темно, чтобы мои глаза могли что-то разглядеть. Надо подплыть поближе. Я отдаю соответствующую команду:
— По местам к повороту!
Вахтенные выбираются из-под своих одеял, под которыми они дремали, как какие-то бесформенные мешки. В то время как все натягивают шкот, мы меняем галс на правый и направляемся в сторону предполагаемого кораблекрушения, но уже ничего не видно, так как, закладывая вираж, мы удалились от этого места.
Все пристально вглядываются в поверхность моря… Наконец-то! На гребне волны в трех кабельтовых от нас появляется что-то темное. Это и впрямь человек, вцепившийся в доску. Кажется, он тщетно пытается приподняться, чтобы привлечь к себе наше внимание.
Но это не доска, это перевернувшийся корабль, лишь его киль возвышается над водой. На нем распластался голый человек. Это негр, по-видимому, сомалиец.
Мы с большой осторожностью подходим к этому бедственному судну, так как его скрывающийся под водой корпус представляет немалую опасность.
У человека измученный вид. Абди и Салах прыгают в воду, прихватив канат. Они подбирают несчастного, который, кажется, потерял теперь сознание, израсходовав последние силы, пытаясь докричаться до нас, и перевязывают его канатом под мышками. Мы с трудом втаскиваем его на судно: он оказался весьма крупным мужчиной, довольно пожилым, но еще в полном расцвете сил. Внешне он не похож ни на одного из представителей народностей, населяющих побережье.
Выпив очень горячего кышра, он понемногу приходит в себя. На ногах и во многих местах на теле совсем свежие раны. Смазывая их ватным тампоном, смоченным йодом, я замечаю, что почти все они похожи одна на другую и напоминают укусы. На мой вопрос он отвечает, что ничего не знает и не помнит. Почему судно перевернулось? Он медлит с ответом и рассказывает какую-то туманную историю о парусах, сорванных внезапным порывом ветра. По его словам, он находился в море два дня.
Все это странно, ведь уже четыре дня, как стоит штиль и лишь изредка поднимается легкий ветерок.
Похоже, человек чего-то боится и не решается сказать правду. Надо оставить его в покое, позднее к нему вернется способность доверять.
Он с жадностью набрасывается на пищу и засыпает как убитый. Вечером он просыпается. Силы вернулись к нему, и он чувствует себя уже уютнее среди нас.
После ужина мы все садимся на юте. Это одна из тех ночей когда море кажется спящим. И тогда человек начинает говорить, словно должен освободиться от гнетущих его воспоминаний.
По его словам, он родился в абиссинском племени галла, в одной из далеких провинций, граничащих с владениями сомалийцев и уаламос. Зовут его Габре.
Он ведет взволнованный рассказ о своей жизни какими-то отрывками, не заботясь о хронологии, в первую очередь говоря о том, что произвело на него наиболее сильное впечатление. И мы до самого утра слушаем повесть о печальной одиссее сперва ребенка, а затем и взрослого мужчины, который проделал долгий путь по дорогам рабства.