Приключения в Красном море. Книга 2(Человек, который вышел из моря. Контрабандный рейс)

Монфрейд Анри де

При виде этих достопримечательностей, на которых словно начертано: «Оставь надежду всяк, сюда входящий», у меня, как всегда, возникает желание немедленно удрать обратно в море. Бог знает, какая разновидность канцелярских крыс прячется от солнца за этими желтыми стенами!

Два больших корабля с приспущенными парусами дремлют у причала. Прибытие моего судна, оснастка которого отличается от местной, под редким или вообще невиданным здесь французским флагом приводит городок в возбуждение. Набережная вмиг заполняется эфенди в фесках, с выправкой полицейских. Они суетятся, расхаживают по причалу и наконец садятся в шлюпку, направляясь

к нам.

Это санитарная служба. Молодой врач-египтянин усаживается на корме и с важным видом обращается ко мне по-английски — единственном языке, подобающем, по его мнению, благовоспитанному чиновнику. Я спрашиваю его с кроткой извиняющейся улыбкой, говорит ли он по-французски или арабски. Он смотрит на меня изумленно, а затем тоже расплывается в улыбке и теряет всю свою строгость, видимо, несовместимую с упомянутыми мной вульгарными языками. Да, он немного говорит по-французски.

Двое мужчин, поднявшихся на борт, тщательно обрызгивают палубу жидкостью с неприятным запахом фенола. Эта странная процедура проделывается со всеми судами перед входом в канал и обходится им весьма дорого. Но я готов снести все — вонь фенола, пошлину, которую меня заставят заплатить, и все другие происки санитарной службы. Я готов принять все это с благодарной улыбкой, лишь бы не трогали мои ящики. На прощание врач любезно сообщает мне как о приятном сюрпризе, что сейчас прибудут таможня с полицией. Черт побери, я не представлял, что этот порт до такой степени кишит бюрократами! Жаль, что я так поздно заметил желтое здание, иначе я дал бы задний ход.

Предвидя осложнения, я оставил длинный реёк с прикрученным к нему парусом наверху мачты. Я решил отчалить внезапно, если таможня будет вести себя чересчур бесцеремонно. Не беда, если я прихвачу с собой какого-нибудь чиновника! Я высажу его на берег где-нибудь неподалеку. Подобному маневру обеспечен успех, ибо эти чинуши привыкли, что моряки покорно сносят все их издевательства и не оказывают сопротивления. Однако в таком случае моя операция провалится, ведь мне нельзя будет больше совать нос в Египет.

Приняв это решение, я жду таможню и полицию с нетерпением приговоренного к казни.

Наконец к моему паруснику подплывает большая шлюпка под зеленым флагом, на которой выделяется белая надпись «Customs» (таможня). Шлюпка полна местных таможенников, а на ее корме восседает лощеный офицер в парадной форме.

Подойдя к судну, он обращается ко мне по-французски: видимо, врач уже предупредил его. Он превосходно говорит по-французски и в отличие от доктора не строит из себя англичанина.

Я помогаю ему взойти на борт.

— Вы везете с собой товар?

— Нет, я иду налегке, у меня только запасы продовольствия.

Предвидя следующий вопрос: в таком случае, какого черта вам здесь надо? — добавляю, что прибыл сюда на поиски жемчуга. Это звучит несколько странно, навевая воспоминание о сказках «Тысячи и одной ночи», тем более, что моя команда состоит из чужеземцев. Но я надеюсь, что подобное нетипичное объяснение усыпит бдительность таможенника.

Однако местные солдаты, поднявшиеся вслед за ним на борт, не поддаются на мою уловку и принимаются обшаривать судно, точно фокстерьеры, почуявшие крыс. Они открывают дорожные сундуки матросов, заглядывают в пустые бочки, разворачивают запасные паруса.

— Если хотите, я прикажу поднять на палубу все, что лежит в трюме, — предлагаю

я с любезным видом. Это облегчит вашим людям задачу.

— Нет, нет, не стоит, — отвечает офицер, поверивший моим рассказам о жемчуге. — Откройте только эти ящики. Что там внутри?

— Сухари, как видите, — отвечаю я. — А вот ящик, открытый сегодня утром.

И я указываю ему на ящик, посланный мне провидением.

— Но, если хотите, можно открыть и другие. Нет ничего проще… Я везу также, — поспешно добавляю я, — довольно значительную партию жемчуга. Нужно ли заносить это в декларацию?

— Ах, у вас есть жемчуг?

— Да, я сейчас вам покажу. Но, может быть, лучше подождать окончания досмотра… я предпочел бы остаться с вами… наедине…

Офицер понимает мой намек с полуслова.

— Да-да, вы правы. Впрочем, мы уже закончили. Незачем открывать ваши ящики, раз этот уже открыт. Давайте посмотрим жемчуг.

Он отсылает солдат, и, когда мы остаемся вдвоем, я показываю ему небольшую партию жемчуга, который, к счастью, прихватил с собой. Таможенник никогда не видел столько жемчуга сразу, лежащего вперемешку в красной тряпице, и глаза его загораются.

Естественно, он задает традиционный для всякого непосвященного вопрос:

— Сколько это стоит?

Я называю цену. Он берет один из камушков и зачарованно любуется им.

— А сколько стоит этот?

Я гляжу на него с улыбкой и отвечаю после недолгой паузы:

— Не больше, чем то удовольствие, которое доставило мне знакомство с вами. Сделайте одолжение, сохраните его в память о моем заходе в Кусейр.

Он отнекивается ради приличия, весь сияя от радости.

— Вы добывали жемчуг в египетских водах, не так ли?

— Ну… да, конечно, — отвечаю я наугад.

— Превосходно. В таком случае вы не должны платить пошлину, по крайней мере, я так предполагаю. Подобного случая еще не было… Лучше не упоминайте об этом, когда прибудете в Суэц. Вам ничего не стоит положить это в карман.

Он приглашает меня сойти на берег, чтобы посетить начальника таможни. Я беру с собой двух сомалийских матросов в качестве свиты, а также, чтобы переключить на них внимание моих новых знакомых.

Начальник таможни — толстый молодой человек, типичный египтянин, в котором проступает арабское начало, как только мы начинаем говорить на его родном языке. Он удивляется, услышав, что мои люди зовут меня Абд-эль-Хаи, и приходит в крайнее изумление, узнав, что я — мусульманин. Благодаря этому он проникается ко мне большой симпатией и приглашает меня на обед.

Дома он окончательно перевоплощается в египтянина: сбрасывает свой мундир, надевает длинный шелковый халат без рукавов, шлепанцы на босу ногу и с наслаждением разваливается на подушках дивана.

Слуга приносит курительный прибор с водкой и турецкий кофе с мелкой жареной рыбой по здешнему обычаю.

Вскоре появляется доктор. Он быстро осваивается, закуривает медаху [31] и ест руками жареную рыбу и сочные пирожки. Мы говорим по-арабски. От недавних английских марионеток не осталось и следа.

31

Медаха — арабское название кальяна или водяной трубки. (Примеч. авт.)