Приключения в Красном море. Книга 3(Погоня за «Кайпаном». Злополучный груз)
Шрифт:
Кадижета, забравшийся на фок-мачту, наконец замечает долгожданный риф. Мы добираемся до него уже на закате. Цепь отвесных скал, выступающих из воды, протянулась на значительное расстояние в северо-западном направлении. Она настолько узка, что мы можем наблюдать, как море яростно штурмует риф с противоположной стороны. Огромные валы, натолкнувшись на преграду, становятся на дыбы и разбиваются с грохотом. Шипящая лавина устремляется к нам неистовым потоком, но вскоре замедляет свой ход и тихо угасает, оставляя на поверхности молочные реки пены.
Я приказываю выключить мотор; судно еще некоторое время движется по инерции и подходит к рифу вплотную. Бара Караши прыгает за борт, держа в руке пеньковый трос с железным крючком на конце. Неослабевающий ветер позволяет надеяться, что трос будет удерживать парусник вдали от скал. В районах с переменным ветром подобная форма крепления была бы весьма ненадежна, но в Красном море вероятность перемены ветра невелика. В то же время следует учитывать направление течений при приливе и отливе.
Сейчас время отлива, и обнажившиеся скалы причудливым образом напоминают сказочных животных, а морские птицы, садящиеся на поверхность рифов, придают им видимость движения.
Бара Караши разгуливает по выступающим скалам, не обращая внимания на мои призывы, и что-то высматривает в воде. Наконец он возвращается и бросает на палубу великолепную королевскую лангусту в желто-голубом панцире. Наше меню неожиданно пополняется, но мое сердце все же принадлежит луковому супу, спасенному Юсуфом. Лишения так же, как разлука с близкими, открывают нам глаза и заставляют ценить самые обыкновенные вещи.
Ветер неистовствует всю ночь. Слушая, как ревет море по ту сторону рифа, я благословляю небо, пославшее нам укрытие.
К утру начинается прилив, и, несмотря на сильный ветер, течение подталкивает судно к рифу. На борту все безмятежно спят, не тревожась о креплении, которое я обмотал цепью в тех местах, где трос может порваться от соприкосновения со скалой.
Вахтенный, поставленный на шлюпбалке, чтобы следить за переменой погоды, клюет носом. Я бужу его сердитым пинком. Верхушка рифа уже совсем придвинулась к правому борту и терпеливо ждет, когда уровень моря понизится, чтобы врезаться в обшивку. Между подводной частью судна и скалой остается не более полуметра. Какая сила заставила меня вовремя проснуться? Как ни странно, сам риф подал мне сигнал об опасности. Дело в том, что моя кровать находится по правому борту, и изголовье оказалось в метре от рифа. Сквозь чуткий сон я услышал тихий шум, напоминающий стук дождя по оконному стеклу, и немедленно проснулся. Этот звук знаком мне по другим стоянкам возле рифов, думаю, что его производят мадрепоровые полипы, составляющие живой покров всех подводных скал.
Матросы, разбуженные моими криками, хватаются за длинные шесты и багры и, оттолкнувшись от скалы, отводят судно на безопасное расстояние. Однако мы не можем больше оставаться в данном положении, поскольку течение движется параллельно рифу; удаляясь от прежнего места, мы рискуем налететь на другую скалу. Нечего и думать о том, чтобы выйти в открытое море под покровом тьмы. Поэтому я приказываю отдать якорь, несмотря на большую глубину. В самом деле, приходится размотать весь трос длиной в двести метров, прежде чем якорь достает до дна. Но лучше потерять якорь, чем получить пробоину.
На рассвете мои опасения подтверждаются: якорь зацепился за риф, и его невозможно вытащить никакой силой. Тогда мы запускаем двигатель, и судно описывает круг вокруг места, где застрял якорь. Во время этого маневра я упустил из вида корабельный винт; провисший трос попадает между лопастями винта и ахтерштевнем и выводит из строя двигатель.
Прощай якорь! Трос порвался, и судно оказалось беззащитным перед течением и ветром. Подвергать риску второй якорь, в то время как у нас их всего три, неразумно. В этих широтах нет ни одного порта, где судно может найти укрытие. Несчастные парусники скитаются вдоль берега, тщетно выискивая место для стоянки, подобно самолету, которому негде совершить посадку, и он кружится в небе, чтобы отсрочить неминуемую гибель.
Мы изготавливаем нечто вроде якоря, связав между собой разные плавучие предметы. Смычка якорной цепи удерживает под водой это странное приспособление, которое не останавливает, но замедляет продвижение судна, относимого течением. Быть может, удастся освободить винт до того, как мы выйдем из-за рифа.
Абди, незаменимый во всех критических ситуациях, бросается в воду с ножом в зубах. Ему потребовалось не менее трех часов, чтобы разрубить гордиев узел и освободить винт. День уже клонится к закату; устав от всех ночных перипетий, я собираюсь под прикрытием рифа подняться к северу, чтобы отыскать до темноты более надежную стоянку. Пройдя шесть миль, мы находим очень удобное место, при необходимости его можно будет покинуть и ночью.
Весь день нам сопутствовал благоприятный ветер, и мне без труда удавалось держать курс на север. Я проклинаю судьбу, заставившую нас потерять столько драгоценного времени. С досады я чуть было не отказался от стоянки, решив всю ночь бороздить море, но в последний момент бриз крепчает и перемещается на север, словно злые духи разгадали мой замысел. Придется переждать встречный ветер, оставаясь на якоре до следующего утра.
Я не буду больше утомлять читателя своим судовым журналом, который я перелистываю с таким волнением. Я смотрю на старую, пожелтевшую от времени морскую карту в пятнах соленых брызг, исчерченную нервным карандашом, спешившим нанести координаты очередного мыса или рифа, и далекое прошлое оживает в душе с новой силой. Воспоминания захлестывают меня, как волны… Я не хочу уносить их с собой в могилу и стараюсь поделиться ими с неведомыми друзьями, уже давно сопровождающими меня в странствиях. Возможно, я забываю при этом, что читатель, в отличие от меня, не страдает ностальгией по безвозвратно ушедшей поре, и однообразные подробности морской жизни вряд ли представляют для него интерес.
XIII
Следы на песке
Мы пересекаем Красное море и подходим к заливу Акаба за три дня до встречи. Нужно не более тридцати шести часов, чтобы добраться отсюда до намеченного пункта.
Мы входим в глубокую бухту острова Тиран, она уже не раз давала приют «Альтаиру». Довольно высокий берег скрывает мачты маленького парусника, а большой гористый остров Элефанта, расположенный в нескольких милях к западу, заслоняет его от подзорных труб проходящих судов.
В три часа пополудни мы становимся на якорь посреди золотистых холмов, окольцовывающих прозрачную лагуну. Ослепительный свет ясного дня и живительная прохлада после духоты Красного моря пробуждают во мне желание рисовать.
Позади пляжа серебристые кусты с голубоватым отливом растут по склонам невысоких белоснежных дюн, далее раскинулись заросли чахлых растений с красно-коричневыми листьями и бело-розовыми цветочками, распустившимися после недавней грозы.
Гористый остров совершенно безлюден, как и все здешние острова, куда, в отличие от южных, даже изредка не заглядывают ловцы жемчуга, поскольку этот промысел не ведется в северной части Аравии. Довольно низкая температура моря не позволяет ныряльщикам оставаться в воде по нескольку часов.