Приключения знаменитых первопроходцев. Азия

Буссенар Луи Анри

Пока он колебался, Кураносуке, не в силах более ждать свершения великой цели, к которой он стремился с таким упорством и долготерпением, взмахнул мечом и одним ударом отрубил голову подлому трусу, не способному принять смерть, достойную воина.

Покончив с этим, сорок семь ронинов, все получившие более или менее серьезные ранения, покинули йосики, прихватив с собой лишь голову даймё.

С восходом солнца, когда буддийские жрецы Сенгакудзи явились, чтобы открыть двери храма, на внешних ступенях алтаря они обнаружили сорок семь распростертых

ниц воинов.

Вид этих людей, покрытых кровью и пылью, был ужасен. Одному из них, юному О-Ичи-чикана, не было еще и шестнадцати, и его безусое нежное лицо резко контрастировало с суровым обликом его отважных товарищей. На груди у него зияла страшная рана; но он не обращал на нее внимания и, как подобает воину, стойко переносил ужасную боль; черты его лица, побледневшего от потери крови, выражали непреклонную решимость и отвагу.

— Братья! — сказал предводитель маленького войска пораженным монахам, бросив им несколько пригоршней золотых монет, — примите наше подношение. Это все, что у нас есть, и откройте собратьям божественного Асано двери их последнего прибежища.

Ошеломленные монахи открыли двери и удалились. Когда же они вернулись, на полу храма они увидели сорок семь окровавленных трупов! Сорок семь ронинов приняли смерть, воздав последние почести могиле своего властителя.

С быстротой молнии весть об этом массовом самоубийстве облетела всю империю, Кураносуке, чье эксцентричное поведение получило наконец объяснение, заслуживает после своей героической кончины полную реабилитацию, становится полубогом, а его сорок шесть сподвижников — очень почитаемыми святыми.

Могилы героев становятся объектом особого культа: вся страна желает воздать почести отважным воинам, с такой самоотверженностью отдавшим свои жизни, чтобы отомстить за поруганную честь своего сюзерена.

Паломники являлись сюда из самых отдаленных уголков страны. Однажды в храме появился самурай из Сацума, с ног до головы покрытый дорожной пылью. Весь путь он совершил пешком. Не позволив себе ни минуты отдыха, он входит в храм Сенгакудзи. Совершив молитву перед статуей Будды и положив все, что у него было, на ступени алтаря, он опустился на колени перед могилой Кураносуке и, обращаясь к изображению героя, заявил:

— Благородный друг, прости несчастного, не сумевшего распознать великое сердце, и прими его жизнь в виде искупления за незаслуженное оскорбление, которое он имел несчастье тебе нанести.

Произнося эти слова, покаявшийся воин вскрыл себе живот и испустил дух в потоках собственной крови.

Это был тот самый самурай, который когда-то в Киото плюнул в лицо Кураносуке. Он похоронен рядом с сорока семью ронинами. Эта могила неизменно вызывает удивление посетителей, недостаточно хорошо знающих историю ее появления и насчитывающих сорок восемь могильных плит там, где их должно было бы быть сорок семь.

«После этой драмы, — добавляет любезный чичероне французских офицеров, — и прежде чем отправиться в обход по более приятным местам, мне кажется, следует рассказать вам, что же собой представляет это ужасное харакири, о котором шла речь в этой мрачной истории».

Харакири, называемое еще «сеппуку», представляет собой способ самоубийства, принятый среди военных, решивших покончить счеты с жизнью или приговоренных к смерти за ошибку, не носящую позорящего характера и не влекущую за собой ни понижения в чине, ни разжалования.

Существовало еще два способа приведения в исполнение смертного приговора; речь идет об удушении и обычном отсечении головы; однако оба эти способа, считавшиеся позорными, никогда не применялись в отношении самураев, по крайней мере, если они не были замешаны в преступлениях против чести, в понимании японцев.

Таким образом, харакири являлось в древнем японском обществе скорее способом морального наказания, поскольку, отнимая жизнь, оно не покушалось на честь наказуемого и даже не носило характера самоубийства в европейском понимании этого слова.

Эта дуэль человека с самим собой не может быть сопоставлена и с нашей дуэлью, хотя между этими двумя существенно отличными актами и имеется некоторое моральное сходство.

Во Франции в некоторых слоях общества дуэль действительно является последним способом защиты оскорбленной чести. Однако в этом вопросе общественное мнение разделилось; кто-то отворачивается или пожимает плечами при виде человека, принявшего участие в дуэли; кто-то, наоборот, пожимает ему руку с чувством некоторого восхищения; существует расхождение во взглядах.

В Японии ничего подобного. При старом строе каждый уважающий себя японец должен был быть готов в любой момент своей жизни вычеркнуть себя из списка живых или оказать эту маленькую услугу одному из своих друзей.

Харакири являлось в какой-то степени частью воспитания класса военных; и хотя сегодня этот способ вышел из употребления, благодаря довольно быстрому изменению нравов под воздействием европейского влияния, но тем не менее люди, принявшие такую смерть, остаются в глазах общества святыми. Более того, я убежден, что какой-нибудь фанатик, пожелавший подобным образом свести счеты с жизнью после совершения какого-то уголовного преступления, повлекшего, согласно новому кодексу, осуждение на вечную каторгу, и сегодня нашел бы многих почитателей и немало других фанатиков, стремящихся сделать из него полубога.

При совершении харакири помощник играл гораздо более важную роль, нежели секундант в европейской дуэли. Его миссия была поистине священной и требовала безусловной преданности, смелости и ловкости.

Согласно правилам японского рыцарства каждый даймё должен был иметь среди своей свиты хотя бы одного человека, способного стать его помощником при совершении этого обряда, кстати, даймё особо выделял его и приближал к себе.

Сама церемония харакири обставлялась с исключительной торжественностью, призванной замаскировать под видом праздника ужас и жестокость самого акта.