Прикосновение ненависти
Шрифт:
И лучшее, что я могу сейчас сделать, — это сидеть здесь и радоваться, что один из нас счастлив.
— Я объявлю об этом за ужином, — решает он, что неудивительно. Это мои новости, но он отнесется к ним как к своим собственным. Мне все равно. Не то чтобы я чувствовала какую-то эмоциональную связь с этим решением. Я не собираюсь сближаться с Кориумом. Я уезжаю подальше от Массачусетского технологического института и всех разочарований, которые я там испытала. Не то чтобы я с нетерпением ждала этого. В моем сердце нет надежды,
Почему-то я в этом сомневаюсь.
Я оставляю папу наедине с его планами и самовосхвалением в пользу бесцельного хождения. Кажется, это все, что я делала с тех пор, как вернулась домой: бесцельно скиталась из комнаты в комнату, как призрак, бродящий по дому. Иду в библиотеку и беру книгу, прежде чем положить ее обратно, без интереса. Рассматриваю несколько фотографий в рамках, расставленных тут и там.
Изучаю улыбающееся лицо моей сестры, по которому так сильно скучаю. Чего бы я только не отдала за небольшой совет от нее прямо сейчас. Из всех она бы поняла. Она бы сохранила мой секрет; я знаю это сердцем. Еще одна потеря, от которой я все еще не совсем оправилась и не знаю, смогу ли когда-нибудь оправиться.
Какая альтернатива скитаниям? Лежать в своей комнате, уставившись в потолок, что, конечно, сводит маму с ума. Теперь, когда я вернулась, она уже крутится поблизости, наверстывая упущенное. Если она уловит хотя бы намек на то, что у меня депрессия, она спланирует день для девочек — поход по магазинам, в салон красоты, маникюр. Хоть я и люблю ее, но это сделало бы меня только еще более несчастной.
Я ничего не чувствую, но, притворяясь, что могу, только усугубляю ситуацию. Например, причиняю себе еще больше боли, когда я не знаю, как долго еще смогу выдерживать то, от чего уже страдаю.
Как только я доберусь до Кориума, больше не находясь под ее бдительным присмотром, я, возможно, смогу привести свою голову в порядок. Надеюсь, я преодолею стену, которая, кажется, выросла вокруг меня, высотой в сто футов и такой же толщины, отделяя меня от остального мира. Невидимая стена, конечно. Я вижу всех остальных, и они видят меня. Но я не чувствую их. На самом деле я не присутствую.
Тесса настойчиво постукивает по задворкам моего сознания.
Куда бы ты ни пошла, ты там. Правильно. Вот и я, говорю себе, что все может наладиться, когда я буду в Кориуме, попадая прямиком в ловушку, о которой предупреждал меня кузен. Это не заняло много времени, не так ли?
— Ты наконец-то не выдержала и решила пойти по стопам своего старшего брата, да? — Квинтон выпячивает грудь. — Я знал, что это только вопрос времени. Ты не можешь не хотеть подражать мне.
— Хватит. — Аспен хихикает, игриво подталкивая меня, прежде чем встать и обогнуть обеденный стол, чтобы крепко меня обнять. Обьятие такое же яростное и любящее, как и все остальное в ней.
— Это так волнующе. — Ее глаза сияют, когда она отстраняется. — Я знаю, что Лукас будет особо присматривать за тобой. Ты отлично впишешься
— Я с нетерпением жду, когда смогу обустроиться, — вру я с такой же фальшивой улыбкой. На самый краткий миг, не дольше, чем время, необходимое моему сердцу, чтобы забиться, что-то похожее на беспокойство мелькает на ее лице.
Она знает. Каким-то образом она знает.
Нет, это не что иное, как нечистая совесть, сводящая меня с ума. У нее нет причин знать, что на самом деле происходит в моей голове. Я должна перестать нервничать, иначе я впаду в паранойю.
Глядя налево от Квинтона, на пустой стул, где в лучшие, счастливые времена сидел бы Рен, я притворяюсь, что меня это не беспокоит.
Мама сияет, сидя в конце стола.
— Я не могу притворяться, что это не делает меня счастливой, зная, что я могу доверять тебе.
Вот и все. Это комментарий, который сломает меня. До сих пор я все выдерживала. Я изображаю улыбку для мамы, моего брата и его жены, ту же самую улыбку, которую я изобразила на своем лице, когда папа сделал свое важное заявление.
Но предположение мамы о моей безопасности — соломинка, которая вот-вот сломает хребет верблюду. Потому что Кью чуть не погиб там? Аспен тоже? Существует ли где-нибудь такое понятие, как безопасность?
Мой взгляд снова скользит по пустому стулу, заставляя сердце сжиматься. Три дня. У него было три дня, чтобы найти меня здесь, проникнуть внутрь, как он это сделал в мой день рождения. При виде его обычного места в кресле я понимаю, что, как бы я себя ни уговаривала, я ни за что не отпущу его. Нет, если в глубине души я надеюсь, что он проберется сюда, чтобы снова быть со мной.
Ему все равно. Почему он должен тебя волновать?
Я ковыряюсь в еде, кивая на мамино предложение пройтись по магазинам за новой одеждой. Не знаю, зачем мне новая одежда, когда у меня ее полно. Просто потому, что я иду в другую школу, это не значит, что мне нужен новый гардероб.
Мое сознание находится далеко отсюда, размышляя, ковыряясь в полузаживших струпьях. Что, если он мертв? Это возможно, ведь никто из нас не знает. Мы не узнаем, с кем он спутался и где оказался. Как бы он смог выжить в одиночку.
Разве не забавно, что когда я думаю об этом, это не так больно, как если бы не альтернатива? Что, если он пошел дальше? Что, если он забыл меня? Да, я бы предпочла, чтобы он умер, чем знать, что он забыл меня. Если это не подтверждает, насколько безумной меня сделала вся эта история, то я не знаю, что это значит.
Мое внимание привлекает движение с другой стороны стола, и я с неохотой наблюдаю, как мой брат заправляет прядь светлых волос за ухо своей жены, прежде чем погладить ее по щеке.
Приятно, что они счастливы. Хочется, чтобы они всегда были такими, потому что я их люблю.
Но обязательно ли им быть такими счастливыми рядом со мной? Я ненавижу себя за то, что даже думаю об этом — это так по-детски, мелочно. Не то чтобы я когда-нибудь сказала бы им это вслух, но мне все еще стыдно, что я даже подумала об этом. Я слишком хорошо знаю, как они боролись, прежде чем наконец смогли быть вместе. Они заслуживают все хорошее, что у них есть сейчас.