Прикосновение (Пьесы)
Шрифт:
С о л м а з. Это не свобода, а распущенность. Легче всего так жить.
М у р а д. К сожалению, это только кажется. Мы сами ограничиваем себя набором каких-то правил и уже не можем выбраться из этого огороженного пространства, даже если начинаем задыхаться в нем. (Возвращается к своему столу, садится.)
С о л м а з. С нормальными людьми этого не бывает, порядочный человек от правил приличия не задыхается… (Молчит некоторое время.) Я вот думаю об этом несчастном мальчике, сыне мастера.
М у р а д. А по-моему, он не несчастный, а просто необычный.
С о л м а з. А похож на тронутого.
М у р а д. Может быть, он гений.
С о л м а з. Отец его очень любит.
М у р а д. Да.
С о л м а з. Даже этого слабоумного любит отец.
М у р а д. Не называй его слабоумным, это неблагородно.
С о л м а з (взрывается). Знаешь, хватит! Что ты бубнишь мне все время о благородстве?! О каком благородстве ты говоришь, когда убегаешь из собственного дома только потому, что кто-то поманил тебя пальцем? А твои обязательства перед сыном? Надеешься, что он поймет тебя, когда вырастет? Нет, милый. Я тебя предупреждаю — никогда этого не будет. И не удивляйся, если когда-нибудь твой сын не будет с тобой здороваться, не удивляйся. Я тебе это обещаю!
М у р а д. Ты на самом деле это сделаешь, если я уйду?
С о л м а з. А ты рассчитываешь на что-нибудь другое?
М у р а д. Я ничего не рассчитывал. Один раз в жизни я хотел сделать что-то, не думая о последствиях.
В дверь просовывает голову С а ш а А б р а м я н. Он худой, юркий, говорит быстро, иногда по нескольку раз повторяет одно и то же слово.
С а ш а. Здравствуй, можно?
М у р а д (не очень приветливо). Можно…
С а ш а (остановившись на равном расстоянии от обоих супругов). Что-то случилось?! Я, кажется, некстати?
С о л м а з. Тебя Роза прислала или ты сам прибежал?
С а ш а. Какая Роза?
С о л м а з. Твоя жена.
С а ш а. Почему? Я сам забежал, по дороге. А что случилось? (Шагнув к Мураду, свистящим, возбужденным шепотом.) Ни в чем не признавайся, все отрицай! (Громко Солмаз.) Роза мне ничего не говорила.
С о л м а з. Не сказала тебе, что я звонила?
С а ш а. Звонила?
С о л м а з. Ты когда с ней говорил?
С а ш а. Говорил? (Закатывает глаза, вспоминая.) Минут десять назад.
С о л м а з. И она тебе ничего не сказала о моем звонке?
С а ш а. Почему не сказала? Сказала.
С о л м а з. Что сказала?
С а ш а. Но это же ошибка. Как ты могла поверить? Мурада перепутали с кем-то другим. Я тебе точно говорю. Произошло недоразумение. Это не он шел с ней.
С о л м а з. А у вас в доме они тоже по ошибке познакомились?
С а ш а. У нас дома?
С о л м а з. Да. У вас.
С а ш а. Ну какое это знакомство! Полно же народу было. Как все, так и они.
С о л м а з. Давно сводничеством начали заниматься?
С а ш а. Кто?
С о л м а з. Ты и Роза?
С а ш а. Ну, как тебе не стыдно! (Идет к Солмаз, пытается обнять ее за плечи.)
Оттолкнув его, Солмаз выходит из комнаты.
(Мураду.) Все отрицай, все отрицай: ничего не было, ничего не знаешь, никого не видел… Я спрашивал у опытных людей — все надо отрицать…
М у р а д. Как могла Роза наговорить такие гадости о ней?
С а ш а. О ком?
М у р а д. О Лене.
С а ш а. О Лене? Мы ее совсем не знаем, два раза видели, два раза. Роза же не от своего имени говорила, ни в коем случае. Только то, что от других слышала… А ты должен все, все, все отрицать. (Оглядывается на дверь и потирает руки.) А как тебе удалось? Я даже поверить не мог, когда Роза сегодня сказала. Потрясающе! Первоклассная женщина! Молодец, молодец… Рад за тебя от всей души… Я с тобой, я с тобой. (Через паузу, осторожно.) Скажи, а это правда, что ты подал заявление о переводе?
М у р а д. Да, правда.
С а ш а. Значит, правда! А мы не поверили.
М у р а д. Так вот почему ты прибежал?
С а ш а (бурно). Нет, нет… Ты не должен так говорить! Никогда в жизни!.. Разве можно?! (Умолкает, понурив голову, вдруг сознается.) Да, и из-за этого тоже. Ведь все об этом говорят, весь институт спрашивает у меня, а я ничего не знаю… Зачем ты это сделал?
М у р а д. По-моему, ни для кого не было секрета, что я ушел из нашей лаборатории временно, и все знали, что продолжаю работать над нашей темой. А уж для тебя-то это совсем не должно было быть неожиданностью. Сколько раз я тебе говорил о том, что так больше продолжаться не может…
С а ш а. Да, конечно, ты говорил… Но понимаешь — ведь много лет прошло… Честно говоря, никто уже не верил… Нет, не думай, мы не осуждали тебя, все понятно, отказаться тогда было очень трудно, все понятно, еще бы, такой случай! И потом ты же все это время как бы оставался с нами, ты не бросил нас… Поэтому никто слова про тебя плохого не сказал. Нет, нет… Но ты сам мучился… Правда ведь? Особенно первое время. Поэтому все жалели тебя…
М у р а д. Жалели?
С а ш а. Нет, нет. Ты не понял. Конечно, многие завидовали и радовались за тебя тоже. Еще бы — своя лаборатория! Но… понимаешь… если бы ты сам был доволен… А так все видели, что с тобой творится. И поэтому жалели. Но это первое время. Потом все забылось и все успокоились.
М у р а д. К сожалению.
С а ш а. А ты твердо решил?
М у р а д. Да.
С а ш а. Мне сказали, что Азимов точно уйдет на пенсию в будущем году. Может, подождешь? Мало осталось.
М у р а д. Нет уж, хватит. Я и так слишком долго ждал, полжизни прошло в ожидании…
С а ш а. Да, наверное, ты прав. Ты прав. Честное слово. Жалко, конечно, отдать такую должность этому дураку Гасанову, и в окладе ты потеряешь, но, клянусь, ты прав. В конце концов, тема для тебя важнее всего. Теперь ты быстро ее добьешь… Правда?