Примкнуть штыки!
Шрифт:
– Ничего пока не видно, товарищ лейтенант, – справляясь с собою, с той своей частью, которая буквально тащила его за полы шинели юркнуть на дно окопа и затаиться там, переждать, отозвался Воронцов. – Похоже, действительно наши выходят. Винтовки-то, товарищ лейтенант, наши, точно.
– Похоже.
– Бежит Красная Армия.
– А вот на эту тему помолчи, – резко оборвал его лейтенант и вдруг насторожился: – Ты что имеешь в виду?
– Да ничего.
– Ты, сержант, смотри, среди курсантов такие
Похоже, лейтенант, и сам боролся со страхом, и это у него получалось лучше, чем у других. Нужно было просто немного быть похожим на старшего сержанта Гаврилова.
– Всё понял, товарищ лейтенант, – ответил Воронцов.
– А вот это уже хорошо, хоть и отвечаешь не по уставу.
«Хоть бы ушёл куда. Вот пристал…» Лейтенант выговорился, ещё раз назидательно посмотрел на Воронцова и навалился грудью на бруствер. Он молчал. Молчал и Воронцов. Но разговор, который только что состоялся между ними, оставил в душе Воронцова неприятный осадок.
Стрельба в лесу то немного утихала, то возобновлялась с новой и, казалось, гораздо большей силой и ожесточением. Раздался мощный взрыв, и ярко, с вибрирующим треском и скрежетом, полыхнуло густое пламя. Оно сперва ударило вверх, а потом разом опало и расплылось вширь, оплавило кроны деревьев и кромку поля поодаль, озарило лица курсантов, замерших в на брустверах своих окопов в напряжённом ожидании.
– Похоже, танк горит. Так танки взрываются. Боекомплект сдетонировал.
– Чей?
– Чей… Откуда там могут быть наши танки?
– Чем же они его угондобили?
– Да, дела… Наши-то боги войны не стреляют. Молчат.
– Как же наши стрелять будут? Это ж надо на открытую позицию выкатывать. На прямую наводку.
– А слыхали, братцы, артиллеристы-то наши буссоль в Подольске забыли?
– А что это такое?
– Да хреновина такая. Прибор для определения дальности. Чтобы по цели не мазать.
– А как же они стреляли?
– Вот мудаки!
– Как же они так лопухнулись?
– Как… Забыли углём в требе записать…
Курсанты засмеялись.
– Ничего, они и без буссоли лупанули их хорошо.
По поводу буссоли курсанты говорили правду. Ещё утром, когда дивизион начал готовиться к первому бою, вдруг обнаружилось, что нет буссоли. Без буссоли стрелять с закрытых позиций невозможно. Пришлось выкатывать орудия на прямую наводку, что и привело к такому ошеломляющему успеху.
– Там настоящий бой идёт, братцы!
– Что ж мы тут сидим, товарищ лейтенант?
– Прекратить разговоры! Всем оставаться на местах! Это может быть провокацией!
В зареве, в гуще пальбы, снова послышалось отчаянное: «Ур-ра-а-а!» И снова впереймы этому многоустому крику застучали длинными очередями немецкие пулемёты.
– Пулемёты установили.
– По всему периметру лупят. От наших окопов отсекают.
– Теперь вряд ли выпустят.
Сзади послышались торопливые шаги и в траншею обвалился Алёхин. Отряхнул полы шинели, пристроил на бруствере рядом с винтовкой Воронцова свою СВТ и сказал:
– Старшина отпустил. Иди, говорит, Алёхин, воюй.
Ещё после первого боя Алёхина отправили в тыл, в Воронки, сопровождать раненых. Там был организован общий для курсантов и десантников пункт сбора раненых. И вот Алёхин вернулся. Значит, раненых уже отправили в Подольск.
Воронцов вздохнул с облегчением. Отделение снова было полным.
С Алёхиным они вместе, в один и тот же день прибыли в Подольское пехотное училище. И сразу же, с самого первого дня, у них завязалась крепкая дружба.
– А чей танк горит, Сань? – спросил Алёхин, блестя воспалёнными глазами и стараясь разглядеть в маслянисто-слюдяной темени хоть что-нибудь.
– Кто его знает… Лейтенант говорит: может быть, провокация.
И тут в траншее заговорили наперебой:
– Да наши это!
– Прорываются! Неужели не понятно?
– Наши. Слышите? Кричат! Немец так разве будет кричать?
– Наши, конечно. Они и германа гробанули.
– Прекратить разговоры, я сказал! Вести наблюдение! Без приказа не стрелять!
Так, на брустверах, они продежурили час или, может, полтора. Боевое охранение, выставленное впереди и окопавшееся с двумя ручными пулемётами за лощиной над дорогой на бугре, тоже молчало, будто его там и не было. Но вскоре из-за речки приполз курсант в одной гимнастёрке и доложил, что бой идёт не дальше чем в полукилометре на поле и в пойме, что, по всей видимости, выходит какая-то наша часть и немцы пытаются её перехватить, бросили в дело танки, бронетранспортёры и миномёты, но стреляют вслепую. Лейтенант Ботвинский выслушал связного и, не задавая вопросов, тут же отправил на доклад к командиру роты. Связной вскоре вернулся. Постоял в траншее, поправил каску, потуже подтянул ремешок под подбородком и как-то отстранённо, будто не о своей участи, сказал:
– Ну, я пошёл. – Перемахнул через бруствер и, припадая к земле, побежал в пойму, в чёрную её бездонную прорву, время от времени рассекаемую вспышками недальнего боя и угловатыми тенями деревьев.
По цепи передали приказ старшего лейтенанта Мамчича: позиций ни в коем случае не оставлять, себя не обнаруживать, вести наблюдение и обо всёх изменениях обстановки немедленно докладывать командирам отделений.
Помкомвзвода Гаврилов понюхал воздух и сказал своему соседу, курсанту Денисенко: