Принц со шрамом
Шрифт:
— Мы с Вашей мамой просто подтолкнули его в нужном направлении.
Кивнув, я поднимаю над ним руку.
— Да помилует Господь твою душу, Александр. Ибо я этого никогда не сделаю.
Керосин быстро загорается, когда я бросаю спичку, его кожа вспыхивает и начинает полыхать. Я отхожу назад, закрываю глаза и наслаждаюсь мучительными криками, ярость бурлит, как ураган, в центре моего нутра.
44.Сара Б.
Мои
Я не меняла одежду со вчерашнего вечера, когда мой мир перевернулся с ног на голову.
Вместо этого я сидела перед камином, перебирая в уме всё, что я знаю наверняка. И единственный вывод, к которому я пришла, — это то, что я устала от игры в ожидание. Ждать указаний от других людей, которым я не уверена, что могу доверять. Я больше не хочу играть идеальную роль, желая стать королевой. Я просто хочу, чтобы они умерли.
Это единственное, что пульсирует в моих внутренностях, изливаясь из того места, где должен быть бьющийся орган; я наполовину уверена, что моя извращенная потребность в мести — единственная причина, по которой оно все еще бьется.
Можно ли умереть от разбитого сердца?
Меня не волнует политика и сохранение целостности короны — все эти вещи, как говорил мне дядя, были необходимы, чтобы страна не разошлась по швам после падения династии Фаасов. Но я всю ночь прокручивала в уме его слова, и что-то не сходится.
Если бы я не была уже разбита на тысячу кусочков, возможно, я бы почувствовала стыд за то, как легко мной манипулировали. А так я чувствую лишь пустоту, которая приходит после разочарования.
Густой туман стелется по деревьям и покрывает холодную землю, капли росы образуются на травинках, когда я выхожу из главного замка и иду через двор к собору.
Я уверен, что сегодня будет мой последний день на этой земле. У меня нет иллюзий, что он закончится чем-то иным, кроме смерти. Я приму её с распростертыми объятиями, если только расправлюсь с теми, кто причинил мне зло.
Несмотря на это, я хочу помолиться.
Не об отпущение грехов — в моей душе нет раскаяния. Но о ясности. Цели.
Мои пальцы обхватывают прохладные металлические ручки на входе в церковь, я открываю двери и вхожу в просторное помещение, мой взгляд останавливается на одинокой фигуре, стоящей перед алтарем, его руки в карманах, его татуировки выставлены напоказ, когда он смотрит на скульптуру Иисуса на кресте.
Слезы наворачиваются на глаза, грудь сдавливает так сильно, что кажется, будто она разорвется пополам. Я сглатываю их, отказываясь давать им упасть.
Как можно тише я вытаскиваю клинок из плаща и прижимаю его к дрожащей ладони.
Стук моих сапог отражается эхом от стен, когда я пробираюсь сквозь ряды скамей, и он никак не может не слышать моего приближения. Я жду, что он повернется, что-то
Но он этого не делает.
Я хватаюсь за кинжал, продолжая идти к нему, и мой желудок сводит, тошнота подкатывает к горлу, когда я останавливаюсь в нескольких шагах позади.
Сделай это, шепчет мой разум. Протяни руку и вонзи лезвие в его кожу.
Это было бы так просто, позволить ему истекать кровью на холодном полу церкви, а я бы стояла над ним и смотрела, как предательская жизнь покидает его тело.
От одной мысли об этом мои внутренности содрогаются, и я чувствую слабость от того, что борюсь с этим решением. Я поднимаю руку, сглатывая желчь, которая поднимается вместе с ней, полость в моей груди трескается по центру, когда я приближаю нож к его спине.
— Каким-то образом я знал, что ты найдешь меня здесь.
Моя рука замирает, сердце подкатывает к горлу.
Он поворачивается, эти глупые, идеальные, нефритово-зеленые глаза смотрят на меня, как будто я единственное, что он видит, и это посылает ярость по моему телу, ненавидя, что даже сейчас он так убедителен в своей лжи.
— Один из нас всегда находит другого, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — Интересно, почему так?
Он улыбается, хотя улыбка не достигает его глаз. Мои пальцы крепко сжимают нож, и его взгляд переходит на то место, где он лежит в моей руке.
— Ты собираешься убить меня, Маленькая Лань?
Мой желудок переворачивается, и я высоко поднимаю кинжал, направляя его ему в грудь, оружие дрожит в моей ладони. Я сглатываю и сжимаю челюсть, моя грудь горит от этой мысли.
Сделай это. Сделай это. Сделай это.
Но моя рука остается неподвижной.
Его кадык покачивается, когда он подходит ближе, кончик лезвия упирается в него.
— Я не хочу, чтобы ты потерпела неудачу, — шепчет он. — Даже в этом.
Мое разбитое сердце замирает, эмоции взрываются во мне, и я едва могу соображать.
— Ты не имеешь права так говорить со мной, — выплёвываю я, еще сильнее вдавливая оружие в его грудь. — Не притворяйся, что тебе не все равно, когда ты только и делаешь, что лжешь.
— Ma petite menteuse, мир полон лжи.
Это прозвище слетает с его языка и вонзается в мою середину, боль настолько сильная, что хочется умереть. Его ладонь протягивается, скользит по моей коже, его пальцы обхватывают мое запястье, вызывая жар по всей длине моей руки.
— Правда в том, что я твой. Полностью. Необъяснимо. Болезненно. Безоговорочно, — он двигает мою руку, пока кинжал не прижимается к его горлу. — И если тебе нужно пожертвовать моей душой, чтобы ты смогла жить со своей, то сделай это.