Принц со шрамом
Шрифт:
Я втягиваю дрожащий воздух, горячие слезы каскадом текут по моим щекам, пока мой разум борется с моим сердцем, путаница заполоняет мои мысли, пока мое зрение не расплывается, и я не могу мыслить здраво.
Сделай это.
— Это уловка, — шиплю я, нажимая на лезвие, пока оно не пронзает его кожу.
Он улыбается, его пальцы гладят мою руку, вызывая мурашки по коже.
— Никаких уловок, Маленькая Лань. Не в этот раз. Не с тобой.
Мое лицо искажается.
— Ты убил моего отца, — кричу я, лезвием разрезая его плоть, пока кровь
Но он не двигается.
— Ты пытался убить меня. Как ты можешь стоять здесь и исповедовать свои деяния, когда все, что ты когда-либо делал, это причинял мне боль? — мой голос срывается, и я делаю сбивчивый вдох.
Мои слова звучат мучительно. Как будто его рука проникла в самые глубины моего существа и силой вырвала их из моей души. Его ладонь скользит вверх по моей руке, по груди, по шее, пока не касается моего лица, его пальцы трутся о мою щеку.
Я закрываю глаза, отталкиваясь от его прикосновений, мне плохо от того, что я не могу сопротивляться утешению, даже когда мой кинжал находится в нескольких секундах от того, чтобы покончить с его жизнью.
— Это несправедливо, — шепчу я, свободной рукой хватаясь за ткань его рубашки. — Это несправедливо, что ты так поступил со мной. Почему это должен быть именно ты?
Он отпускает холодный смешок.
— Ты думаешь, я желал, чтобы это была ты? — его хватка крепче сжимает мою челюсть. — Я бы проклял всю землю, если бы думал, что это поможет стереть тебя из моего мозга.
Моя грудь скручивается, агония разливается по венам.
— Проблема в том, Сара, что тебя невозможно стереть. И теперь, ты — часть меня. Часть, которую я не могу уничтожить, как бы я ни старался, — он подходит ближе, заставляя кровь вытекать из его горла. — И я тоже часть тебя. Даже если ты ненавидишь её.
Его вторая рука взлетает вверх, выкручивая мою, пока она не убрана с его шеи, и я задыхаюсь, мой живот подпрыгивает, ожидая, что он нападет.
Но вместо этого он падает на колени, его руки широко раскинуты по бокам.
— Я ничто, если я не твой, — его челюсть напрягается, вода скапливается на нижнем веке, пока не проливается, одна слеза прочерчивает рельеф шрама и капает на подбородок. — Так сделай это. Убей меня, Сара. Избавь меня от этого постоянного чистилища, где я нуждаюсь в тебе, но ты не моя.
Мое горло опухает, и я едва могу дышать, нерешительность проникает в меня, когда его слова просачиваются сквозь трещины моего непрочного фундамента и попадают в щели моей души.
— Я умру счастливым, если это принесет тебе покой, — хрипит он, в его тоне проступают густые эмоции.
Из самых глубин моей груди вырывается рыдание, эхом разносящееся по собору, насмехаясь над моей болью, отдающейся в ушах.
Ну давай же, Сара. Сделай это.
— Назови мне причину, — говорю я вместо этого. — Одну вескую причину, почему я должна оставить тебя в живых.
Его глаза вспыхивают.
— Потому что я люблю тебя.
Я
Раздается громкий звук, когда он падает на землю, но я едва слышу его, потому что в тот момент, когда я разжимаю пальцы, Тристан уже тянется ко мне, его руки хватают мое тело и притягивают к себе на колени, закручивая вокруг руки мои волосы, пока он поглощает мой рот, мои губы, мой язык, мою душу.
Я кричу на него, погружаясь в его объятия, ненавидя себя за то, что была такой слабой, но любя то, как его прикосновения успокаивают боль.
45.Тристан
Ее прикосновение — это самая сладкая капитуляция.
Задолго до того, как оказаться здесь, я решил, что если она пожелает моей смерти, я лягу у ее ног. У меня нет никакого интереса бороться с ней. У меня нет никакого желания жить, если она не хочет меня.
Я больше не жажду трона. Я больше не жажду мести тем, кто причинил мне зло.
Все это меркнет по сравнению с ней.
Кровь струится по моей шее из того места, где её лезвие проткнуло мою кожу, а мой член пульсирует от ее насилия. Она — абсолютное видение в своей ярости, и когда она роняет нож и падает в мои объятия, моя грудь раздувается.
— Покажи мне свою боль, Маленькая Лань. Отдай её мне, чтобы ты не терпела ее в одиночку, — говорю я ей в рот, засасывая ее рыдания.
Мои руки хватаются за ее одежду, и она отдает столько же, сколько получает, пока мы не оказываемся голыми, с ней на моих коленях; ткани отброшены в сторону, растерзаны и лежат забытыми кучками. Мой член скользит между губами ее киски, отчаянно желая погрузиться в неё.
Я сжимаю в кулак ее волосы, тяну, пока ее спина не выгибается, концы вьющихся прядей касаются пола, пока ее грудь не обнажается, темно-розовые соски просят, чтобы их пососали. Я наклоняюсь, как хищное животное, и обхватываю ртом ее бугристую плоть, рыча, когда ее вкус взрывается на моем языке, а она трется своей горячей промежностью о меня.
— Тристан, — умоляет она, ее соки стекают по моей длине и скапливаются на полированном кафельном полу собора. — Пожалуйста, я...
Я отпускаю ее сосок с хлопком, скольжу языком вверх по ее груди, пока не начинаю сосать ее шею, выводя кровь на поверхность, не заботясь о том, оставляю ли я следы; отчаянно желая показать миру, что она не принадлежит никому, кроме меня. Оставить метку на ее коже так же, как она сделала с моей душой.
Кто-то может войти в любой момент, но мне плевать. Пусть смотрят.
Это не любовь. Это одержимость. Это безумие. Это спасение.
— Шшш, — я двигаю губами, пока они не касаются ее губ. — Я знаю, что тебе нужно.
Я отпускаю ее волосы, обеими руками хватаю ее за бедра и поднимаю ее вверх, мой член разъярен и пульсирует под ней. А затем ее влажное тепло охватывает меня от основания до головки, ее мягкие стенки обнимают каждый гребень моего члена, пока мой пресс не напрягается, и я не вижу звезды просто от ощущения того, что окружен ею.