Принц в неглиже
Шрифт:
В полном молчании Беримор и Бурундук покинули больницу, сели в машину и поехали по указанному адресу: Зеленая, один.
Исторически так сложилось, что Зеленая, главная улица Екатеринодара, начиналась с дурдома. Было ли это оплошностью градостроителей или недосмотром градоначальников, нельзя сказать в точности, но что-то символическое в казусе угадывалось.
На подъезде к психиатричке тишину нарушил сам Беримор. Он тихо, но злобно прошипел:
— Придурок!
— А то! — Вася обернулся к хозяину с переднего пассажирского сиденья и убежденно кивнул.
Беримор
— Это он от сковородки повредился, — продолжал между тем Бурундук. — Раньше-то вроде нормальный был, а после сковородки — того. Правильно говорят: все импортное вредно для русского организма. Небось тефлон ихний для мозгов сильно отрицательный, вот Серж и свихнулся…
— Заткнись, — велел Беримор, устало закрывая глаза и гадая, почему Серж оказался в психушке.
— Ты его видел? — еще раз уточнил он у Васи.
— Ну! — ответил тот. — Ясно дело, видел. Точно, он — Серж.
— Он тебя узнал? — Беримор лихорадочно соображал.
— Да нет же, куда ему! Говорю, форменный псих: глаза бегают, лопочет, как обезьяна! Или тефлон его поломал, или врачи мозги выпарили — одно из двух.
— Ничего не понимаю, — пробормотал Беримор.
Машина бесшумно въехала в переулок, из которого открывался замечательный вид на глухую стену, окружавшую психушку. У стены топталась толстая баба в красной клеенчатой куртке с леопардовым воротником. Баба устанавливала новенькую блестящую стремянку. На земле прочно стояла клетчатая сумка с толстым рулоном афиш. Пяток таких больших афиш, зазывающих горожан на третье южнороссийское байк-шоу, уже красовалось на стене.
— А ну-ка, давай попробуем объехать это заведение со всех сторон, — сказал Беримор водителю.
Машина тихо скользнула за угол.
— Все, никого нет, — громко прошипела я из-за другого угла.
— Тащи куклу, — сипло пробасила Ирка, балансируя на стремянке и одновременно стягивая с себя жуткое красное одеяние.
— Смотри не грохнись, — пробормотала я, приближаясь.
Под просторным плащом у меня на животе топорщилась сложной формы выпуклость. Резиновые куклы из секс-шопа, как выяснилось, норовят выскользнуть из рук — может, это и эротично, но крайне неудобно при транспортировке.
Ирка уже топталась на земле.
— Давай-давай. — Она нетерпеливо вырвала у меня сексапильную голышку и проворно обрядила ее в свою красную куртень. — Во, белокурая бестия!
— Где вы, извращенцы? — криво ухмыльнулась я.
— Ладно, сойдет, — придирчиво оглядев резиновое чучело, постановила Ирка. — С полчаса продержится.
Мы усадили гуттаперчевую девочку на нижнюю ступеньку стремянки, закрепили скотчем. Наверное, издали она и впрямь смахивала на даму, изумленную жизнью (отсюда — широко открытый рот) и, безусловно, сумасшедшую. Красотка удивительно хорошо гармонировала со свеженаклеенным плакатом байк-шоу: казалось, она только что крайне неудачно упала с изображенного на нем звероподобного мотоцикла.
— Ее по ту сторону стены сажать надо, — сказала я, содрогнувшись. — Впрочем, тебя тоже.
— Хватит болтать! — рявкнула Ирка. —
Том ожидал своего часа за углом, коротая время за предоставленным Иркой легким обедом: берцовая кость не то слона, не то бегемота. Не без труда оторвав Томку от трапезы, я приволокла его к Ирке, потыкала псу в морду пустым мешком из-под Монтика и толкнула животное вверх по стремянке. Том на удивление легко сиганул на стену и бесшумно канул вниз по другую ее сторону.
— Теперь ты, — сказала Ирка.
— Ненормальная, — в сердцах выругалась я. — Рыцарша стукнутая. Других мужиков на свете нет, кроме твоего психованного нудиста!
— Пошла! — Ирка, как гирю, выжала меня вверх одной правой.
Я перелетела через стену, едва коснувшись ее, и приземлилась аккурат на Томку. Он оказался достаточно мягок и упруг. Я быстренько отбежала на пару шагов, ожидая Иркиного приземления, — не хотелось попасть под нее. Она спрыгнула со стены — земля дрогнула.
— Ну, чего встали? Ищите Монтю. У нас полчаса максимум. Потом к этой дуре кто-нибудь начнет клеиться — вот будет облом!
— Том! Ищи! — скомандовала я.
Полной уверенности в том, что своенравная собака пойдет по следу, даже если возьмет его, у меня не было, но получилось! Пес рванул с места в галоп, дернув поводок, на другом конце которого болталась я.
Первую пару метров я проехала, как на водных лыжах, потом мои руки оказались вытянутыми далеко вперед, а ноги — далеко назад, и я покатила по сырой траве, как сани-волокуши. Следить за маршрутом я уже не могла: Томка стремительно лавировал между деревьями, а меня заносило, как второй прицепной вагон трамвая, в результате чего наше продвижение вперед — на мой взгляд, слишком быстрое — сопровождалось однообразным и болезненным звуком «бум!». Позади владимирским тяжеловозом топала Ирка, наступая мне на пятки в буквальном смысле. Потом скользкая трава сменилась крайне неуютным гравием, пару раз меня стукнуло о лавочки, Томка рыкнул и прянул вверх, меня подбросило в воздух и тут же прижало к земле неимоверной тяжестью.
— Перегрузки, — пробормотала я, видя перед носом приплясывающие задние лапы овчарки.
Ирка, упавшая на мою спину, проползла по мне на полметра вперед, перехватила поводок выше моих сведенных судорогой рук и скатилась вбок. Одновременно, как в синхронном плавании, мы с ней встали на четвереньки и огляделись.
Посмотреть было на что. На расставленных по кругу парковых скамейках, поштучно и группами, сидели тихие люди с округленными глазами.
— Чего они вытаращились, как ненормальные? — не поворачивая головы, шепотом спросила Ирка.
— Ненормальные и есть, — так же шепотом ответила я. — Это же психи, идиотка!
— На себя посмотри! — огрызнулась Ирка.
Мысленно я представила нас со стороны — две дамы и собака, все на четвереньках — и мгновенно нашла нужную тактику.
— Гав! — вызывающе сказала я ближайшему психу.
Ирка изумленно поперхнулась. Томка плюхнулся на задницу, с интересом повернул ко мне голову и пошевелил ушами.
— Гав-гав! — с нажимом повторила я, приглашающе лягнув Ирку задней ногой.