Принц в неглиже
Шрифт:
— И это хорошо, — кивнула я. — Видимость снижается. Патрулька отстала, номера у нас в грязи по самый багажник, я сама замазывала, теперь только от улик избавиться — и можно считать, отделались легким испугом! Знаешь, сколько в городе белых «Жигулей»?
Мы повернули в сторону от густонаселенного «спального» района и через пять минут спокойно съехали на проселок.
— У канала притормози, — напомнила Ирка.
Поравнявшись с камышами, я остановила машину. Быстро темнело, гравийная дорога была пуста, в обе стороны— ни души,
— Сумку жалко. И потом, какая она улика? Таких сумок у нас в стране — по дюжине на душу населения!
— Возьми мешок.
— Это же единственная память о Монтике! — Ирка вздохнула и решилась: — Ладно!
Она взвесила в руках рулон афиш и сунула его в мешок.
— Зачем афиши-то? — вяло поинтересовалась я.
Цветными афишами байк-шоу меня щедро одарил организатор этого мероприятия в знак признательности за бесплатный телевизионный анонс. Особой надобности в плакатах с изображением сверкающих мотоциклов и их густо татуированных владельцев у меня не было, но не выбрасывать же добро?
— Это тоже улика, — объяснила Ирка, заталкивая в мешок с афишами скомканную резиновую бабу.
— Воздух спустила бы, — посоветовала я. — Она же всплывет!
— Не всплывет, бумаженции тяжелые, как гири! И я еще камешек туда положу.
Я снова апатично пожала плечами. Ирка взвалила мешок на спину и скрылась в камышах. Набежавший из темноты Том толкнул меня под колени.
— История, чтоб ты знал, — назидательно сказала я собаке, — развивается по спирали!
Что-то подсказывало мне, что этот виток — не последний.
Зашуршала сухая трава.
— На сегодня все, — постановила Ирка, выходя на дорогу. — Объявляется тайм-аут. Всем — по домам, будем отдыхать!
В особняке Беримора не спали.
— Вот. — Бурундук водрузил на стол перед хозяином обувную коробку. На картонной крышке было написано «Adidas», но надпись коварно обманывала: в коробку Вася свалил разное барахло, вытряхнутое в свое время из карманов оглоушенного Сержа. — Хорошо, что я сразу не выбросил! Подумал — надо сначала от хозяина избавиться, а уж потом от его шмоток.
— Ты умеешь думать? — вяло удивился Беримор.
— А то! — ответил Вася, не обижаясь. Ясное дело, шеф озабочен, собирается в заграничную поездку. Как бы чего не забыть!
— Шубу возьмете? — спросил он. — Или дубленку? Если возьмете, я упакую, не на себе же тащить. У нас сегодня плюс двадцать, а в Гренландии этой, наверное, холодно…
— В Ларнаке, — поправил Беримор. — Не надо шубы, Вася. Упакуй плавки. Или нет, не надо плавок, вообще ничего не надо, все там куплю. Не хочу брать багаж.
Шеф побарабанил по подлокотнику кресла, потер висок. А Серж — это не багаж? Странный Серж, упорно не желающий говорить по-русски, называющий себя Монте и часами гоняющий в видике старые кассеты со штатовскими фильмами. Озвучка там плохая, переводчик гундосый, как это Серж понимает, что к чему?
— На квартире у него был?
Вася кивнул:
— Был. Ключи его как раз у меня в коробке этой… Паспорт нашел. Загранпаспорт тоже. Деньги нашел — баксы. В конфетной коробке лежали, в баре. Я их не тронул. Так там и лежат.
— Сколько? — Беримор поднял глаза на Бурундука.
— Две тыщи девятьсот. — Вася потупился, толстые щеки медленно побагровели.
Понятно, сотню взял, не удержался.
Беримор снова забарабанил пальцами по подлокотнику. Странный Серж, странный…
— А лететь туда долго? В Лаврику? — поинтересовался любознательный Бурундук.
— Что? Три часа.
— Как в Москву? — Вася решительно насупился. — Тогда шубу все-таки надо взять. Вы, шеф, как хотите, а я упакую.
— О господи! — Беримор вздохнул и откинулся в кресле.
— Ух ты, собачка! — умильно сказал офицер таможенной службы, протягивая руку к лохматой голове Дона.
Дон звонко лязгнул зубами, и ладонь таможенника проворно вспорхнула вверх.
— Он очень нервничает, — извиняющимся тоном сказала Тил и незаметно пнула Дона лаковой туфлей.
Невнятное ругательство Дона было принято за рычание.
Согласиться на оскорбительное предложение отправиться за моря в образе нелепого пса Дона заставил лишь один неопровержимый аргумент: иностранец человеческого роду-племени вряд ли сможет бесследно потеряться в российском порту. А с собаки какой спрос? Убежала — и все тут!
— Сами понимаете, в море он впервые! — Тил пыталась объяснить очевидную нервозность «пса».
«В таком виде уж точно», — раздраженно подумал Дон. На самом деле он был путешественник со стажем, и фраза Тил его задела. Ему вдруг ужасно захотелось встать на задние лапы, небрежно облокотиться на стойку, лениво зевнуть и мечтательно обронить бледнеющему на глазах офицеру что-нибудь вроде: «Когда мы в последний раз шли с Мадагаскара…»
— Может быть, стоило оставить его дома? — предположил офицер, недружелюбно глядя на Дона.
— Что вы, ведь из-за него-то мы и плывем: отправляемся на международную выставку собак редких пород! Приходится плыть, потому что самолетов он боится…
— Да? — Таможенник с оскорбительным сомнением оглядел Дона. — И что, рассчитываете на успех?
Дон ответил глухим ворчанием: ишь, знаток и ценитель бирсдогов! Он был не в восторге от своей новой внешности, но знал, что работа сделана на совесть: распорки, прокладки, зубной протез, роскошная синтетическая шкура, зарощенная по шву так, словно он в ней родился. Между прочим, он вполне мог бы победить на этой выставке: не то что жюри, не всякий натуральный бирсдог распознал бы подделку! Если, конечно, на свете есть другие бирсдоги— не будучи специалистом в данном вопросе, Дон в этом сомневался.