Принц
Шрифт:
– Я быстро выдворил его отсюда. Отправил в дом его матери, чтобы он остался там на ночь. Его чуть не стошнило, когда он увидел это место.
– Я с ним солидарен.
Кингсли с трудом сглотнул, пока изучал нанесенный ущерб. В центре комнаты были обугленные остатки того, что когда-то было самой вожделенной кроватью в мире. На вершине почерневшего пепелища лежало то, что по предположениям, было всем гардеробом Норы из нарядов Госпожи, каждая, до последней, вещь была изрезанна и осквернена. Стены, вдоль, были забрызганы кровью… кровью животного, догадался Кингсли. Догадывался и надеялся. Кровавые слова, кровавые
– Что это значит, Кингсли?
– спросил Гриффин, глядя на написанное. – Это французский, да? Мой французский дерьмово себя чувствует.
– Oui, это французский.
Кингсли прочел слова и его желудок сжался, когда он осознал, что, то же самое было написано на стене над телом его мертвой Сэди.
Гриффин прищурился на письмена, что явно не помогало ему ни капли понять их.
– Я же говорил тебе ...
– он покачал головой и вздохнул.
– О чем здесь пишется?
Кингсли тяжело вздохнул, не будучи уверенным, что хотел рассказывать Гриффину или кому-либо другому о написанном. Но даже если он скажет, Гриффин не будет знать, что это означает.
– Здесь говорится: Я убью суку.
– “Я убью суку?” Нору? С кем он разговаривает?
– Гриффин потер лицо и стал еще бледнее.
– Кинг, кто-то хочет убить Нору?
Кингсли увидел что-то на стенах, чего не увидел сначала. Отверстия. Нет, не отверстия, колотые дыры. Кто-то взял нож и несколько раз вонзил лезвие в гипсокартон, оставляя порезы с расстоянием в один дюйм, везде, где он видел. Он подошел к кровати и взял один из окровавленных корсетов Норы. Косая черта разреза была сосредоточена в одном месте. Живот. Если бы Нора была одета в него, в то время, когда был нанесен удар, она была бы мертва в считанные секунды.
– Oui. Кто-то очень хочет убить нашу Нору.
Гриффин обратил к Кингсли взгляд широко раскрытых от ужаса глаз.
– Почему? Нора никогда не причиняла никому вреда. Я имею в виду, не без их согласия.
– Я боюсь, что этот человек полагает, Нора взяла то, что не принадлежит ей.
– Нора никогда не крала ничего в своей жизни. Ну, кроме тех автомобилей, когда она была ребенком. Но никто не станет убивать за машину.
– Нет. Не автомобили. Не в этом дело.
– Тогда что это за срань? Что Нора украла? Кем бы ни был этот гребаный урод, я ему заплачу.
– Я боюсь, никакие деньги не смогут купить то, чего от нее хотят.
– Это мне решать, - сказал Гриффин, тоном человека, который был воспитан, с понятием того, что может купить все, что он хотел купить, в том числе и чужую жизнь.
– Чего он хочет?
Кингсли потянулся к куче одежды Норы и нашел то, что он знал, там найдет. Он вытащил ниточку четок, кроваво-красных и гладких от тысячи молитв, что сама Магдалина покраснела бы. Он знал, что Нора прятала ключ в коробке, где лежал ее ошейник за распятием и четками. Он нашел четки, распятие и никакого ключа. Кингсли обернул четки вокруг руки и протянул Гриффину в качестве объяснения.
– Сорен?
– спросил Гриффин, страх заменил решительность на его лице.
– Этот урод хочет Сорена?
Кингсли кивнул.
– Oui, - было всем, что он сказал.
Гриффин прижал руки к животу.
– Кингсли, это безумие. Никому не достать таких, как мы. Твои деньги и власть… мои деньги и власть… и Сорен? Кому вообще мог понадобиться Сорен?
– Кому-то, для кого ничего не значат деньги и власть. И я опасаюсь, такие люди действительно существуют.
– Что значит все это?
Гриффин снова посмотрел на кровавые слова на полу, груду изрезанной одежды и саму кровать, обугленную и окровавленную. Для всех, кроме Кингсли, сцена была бы непонятна. Что это значит? Кинг точно знал, что это значит. После того, как сбежав из школы Святого Игнатия, он присоединился к французскому Иностранному легиону. Сначала его мастерство в английском привлекло внимание вышестоящих, потому что, если он сосредотачивался, то мог говорить без какого-либо намека на французский акцент. Затем другие его навыки вышли на свет: его интеллект, его способность очаровать любого, чтобы тот рассказал ему все, что ему хотелось знать, его природный дар меткой стрельбы и его полное пренебрежение к своей личной безопасности, даже ради его собственной жизни. Они сделали его шпионом, а впоследствии и кем-то гораздо большим. Он видел, как гибель тысяч начиналась с одного действия, которое проходило за закрытыми дверями спальни, как эта. О, да, он точно знал, что означала сцена перед ними.
– Это объявление, Гриффин.
Кингсли вытащил ключи из кармана кожаной куртки. Ему нужно пойти и найти Сорена. Время секретов подошло к концу.
– Чего? Помешательства?
– Нет, mon ami. Войны.
Глава 33
Юг
Нора оставалась спокойной и сосредоточенной всю обратную дорогу до дома Уесли. Она моргала, но не плакала. Ни ее лицо, ни руки не выдавали ни единой эмоции. Давным-давно она научилась контролировать себя в самых сложных ситуациях. Ей пришлось, ради своей работы. Урок номер два от великого Кинсгли Эджа, Короля Преисподней: ты Доминант. И веди себя соответствующе.
Эти шесть слов сохраняли ее лицо и руки непроницаемыми, даже когда в ее подземелье приходили один за одним сабмиссивы с самыми опасными и отчаянными желаниями. Один брокер с Уолл-Стрит захотел пить ее мочу из бокала для вина. Заместитель мэра Нью-Йорка рассказал о самой живописной фантазии об изнасиловании, где он был бы жертвой. Миллиардер-скотовод из Техаса на четвереньках умолял заклеймить его спину своим же клеймом. Не важно, как тревожили ее их фантазии, их фетиши, она всегда должна быть спокойной и сосредоточенной, даже если они умоляли ее, просили о боли, о которой так мечтали.
– Нет, - часто отвечала она им.
– Ты не заслужил ее.
Это был ее ответ, ее щит, прикрывающий, когда она знала, что никакие деньги и любовь не заставят ее сделать подобное. И затем они умоляли еще сильнее, увеличивали предложение, и она соглашалась.
– Теперь ты заслужил это, - отвечала она, что означало, что теперь он угадал ее цену.
«Я Доминант», - говорила она себе снова и снова, даже когда хотела убежать и рассыпаться на кусочки. – «И я буду вести себя соответствующе».