Принц
Шрифт:
– Спасибо, Госпожа. Спасибо...
Нора убрала ногу с шеи Талела. Он поднялся на колени и склонился у ее ног. Уставившись на ее носки, он усыпал поцелуями ее стопы до лодыжек, ее икры и бедра. Вздохнув, Нора позволила ему поклоняться ей в его самой любимой манере. Она скучала по этому, скучала по поклонению ее ногам, скучала по мужчине у ее ног. Но она не могла отрицать простую истину – неважно, как сильно она скучала по Преисподней, по Уесли она будет скучать сильнее.
– Но тебе придется заплатить за разговор с мистером Райли.
– Я заплачу. Все что угодно.
Талел смотрел на нее
– Цена такова.
– Нора подошла к окну, оставив Талела стоять на коленях.
– Ты продашь всех лошадей, что у тебя остались. Ты можешь оставить деньги себе, но ты выйдешь из скакового бизнеса. Навсегда. И ты исключен из Преисподней. Если бы я была на твоем месте, я бы и носа не показывала в Нью-Йорке.
Талел уставился на нее, разинув рот.
– Это решено, Талел. Не утруждай себя мольбами. Это дерьмо больше со мной не сработает.
Он закрыл рот и заметно сглотнул. Поднявшись на ноги, он склонил голову.
– Да... Нора.
– Хорошо. Ты знаешь, как сильно любит Кингсли своих собак. Тебе повезет, если ты выберешься с Манхеттена в собственной шкуре.
– Она думала, блеф сработает. Кингсли начхать на мертвую лошадь в Кентукки.
– Ты должен продать ферму и уехать из штата. Ты не заслуживаешь находиться в том же округе, что и мой Уесли. Он скорее отрежет себе руку, чем причинит кому-нибудь боль на этой земле, ради любви или ради денег.
– Тогда что он делает с тобой?
Только выправка Домины удержала Нору от дрожи в ответ на слова Талела. Но Талел был не первым мужчиной, кто ранил ее до глубины души. Таким был Сорен. Если бы Сорен сказал нечто подобное, она бы ответила со слезами ярости на глазах. Но Талел не достоин такой реакции. Поэтому она натянуто улыбнулась.
– Каждый день я задаю себе тот же вопрос, Талел. И я решила не отвечать на него.
Нора вернулась к нему и остановилась перед мужчиной, стоящим на коленях. За этот комментарий, на то что ей пришлось врать Уесли, и самое главное - за убийство Ни За Что Отшлепанного у нее была особая церемония прощания с ним.
– Кингсли бы прав. Я должна была смотреть на тебя, как на чековую книжку.
Хорошо нацеленным ударом, она с неистовой силой хлестнула Талела по яичкам стеком. После чего тот свалился на пол, корчась от боли. Он будет лежать здесь следующий час или даже два.
Хорошо.
Весь обратный путь, совесть Норы изъедала ее изнутри, странное чувство, до этого момента она была уверена, что у нее нет совести. "Что еще она могла сделать?" - спрашивала она себя снова и снова. Вернуться к Талелу? Его оштрафуют за убийство лошади и возможно исключат из скачек Чистокровных. Делом о мошенничестве никто не станет заниматься. И благодаря доказательствам, что Ни за что Отшлепанного подвергли удару током, страховые выплаты будут полностью аннулированы.
Удар по запястью... не больше. То, что она сделала с ним было более суровым наказанием, чем любая скаковая комиссия могла наложить на него. Кингсли Эдж был богаче. Исключение из Преисподней означало что ни одно уважаемое заведение, связанное с извращениями, никогда не впустит его на свой порог. Для такого человека как Талел, который не мог быть собой в своем мире, отстранение от нее было сродни смертному приговору, по крайней мере, в духовном плане. Она ощущала нечто подобное на протяжении года, скрываясь от Сорена. Для таких как она и Талел, их сексуальность была почти шестым чувством. Быть выставленным из их темного рая, казалось сродни потере зрения или слуха. Без Сорена, без Преисподней, Нора чувствовала себя слепой целый год. Ее глаза не работали. Она была не в состоянии плакать, несмотря на глубокую скорбь.
Нора вернулась на ферму Райли. Вместо того чтобы поехать прямо к гостевому дому, она направилась к главному дому, вежливо постучала в дверь и стала ждать. Отец Уесли лично открыл дверь.
– Странно, - сказала Нора, как только увидела его.
– Доброе утро и вам, юная леди, - смущенно сказал мистер Райли, но не со своей обычной враждебностью.
– Простите. Просто подумала, что у вас есть экономка или секретарь, или кто-то вроде того, кто открывает дверь.
– Нет нужды. Я сам давным-давно научился открывать дверь. И все еще не забыл, как это делается.
Нора рассмеялась.
– Думаю, это как езда на велосипеде. Хотя сама так и не научилась ездить.
– Вы не умеете кататься на велосипеде?
– Мотоциклы считаются?
– Нет, не считаются.
Нора вздохнула.
– Черт. Могу я поговорить с вами минутку?
Мистер Райли уставился на нее на какое-то мгновение, затем сделал шаг назад и пригласил войти в дом.
– Ох, как красиво. Милая люстра.
– Спасибо. Она из Версаля, - ответил он, и Нора последовала за ним наверх.
– Я думала, произносится Вер-сайль?
Он посмотрел на нее через плечо и изогнул бровь.
– Ой, - вздрогнула Нора.
– Настоящий Версаль.
– Именно. А теперь, чем могу помочь?
– спросил мистер Райли, когда они вошли в, предположительно, его личный кабинет. Он указал ей на кресло и сел за свой стол.
– Милый дом, - сказала она, явно преуменьшая.
– Мы стараемся поддерживать его в хорошем состоянии.
– Вы молодцы.
– Нора осмотрела офис и заметила фотографии лошадей, с венками из роз. На многих фотографиях был Уесли. На четырехфутовой стене был запечатлен он в возрасте от восьми до восемнадцати. Он стал выше, шире, но на каждой фотографии его глаза оставались неизменными – полны нежности и невинности.
– Я хочу попросить вас об одолжении, это немного самонадеянно для меня, - начала она без всяких предисловий.
– Но я пообещала, что сделаю это. И сдерживать обещания, для меня, невероятно неудобно. Я обхожусь с ними как с пластырями - позволяю их срывать.
– Хорошая философия, полагаю.
– Он откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел наее.
– Продолжайте.
– Талел убил свою лошадь. Он признался мне. Это был не несчастный случай. Он выйдет из скачек и продаст всех своих лошадей. Проблемы с комиссией по скачкам не сулят ему ничего хорошего и вызовут лишь еще больше проблем, которые никому не нужны. Не будете ли вы так добры сделать телефонный звонок или два, чтобы прекратить расследование?