Принцесса из рода Борджиа
Шрифт:
— Пусть оба приговоренных не будут казнены в прямом смысле этого слова;
— Пусть они не будут преданы казни, которая бы оставила следы на их телах;
— Пусть они ждут смерти в месте своего заточения, там, где они находятся сейчас;
— Пусть о них забудут все здесь присутствующие;
— Пусть приговор приведут в исполнение голод и жажда.
Взгляд Фаусты обежал тусклый полумрак, обволакивающий все вокруг, и на какое-то мгновение остановился на Фарнезе.
Все действующие лица этого представления, окружающие трон, вновь преклонили колена.
Яркий свет, льющийся из двадцати четырех ламп, спрятанных под потолком, затопил зал. Он залил все: и трон слоновой кости, и стражников, закованных в латы, и красные наряды кардиналов, и фиолетовые — епископов, и шелковые одежды дворян. Громко и торжественно прозвучали фанфары, собравшиеся услышали что-то вроде победного марша, к которому присоединил свой рев большой орган, находившийся за троном… а на помосте, выпрямившись во весь рост, стояла Фауста, подняв правую руку для папского благословения.
Внезапно декорации пропали… Вся эта фантастическая картина исчезла как по мановению волшебной палочки. Фарнезе и Клод оказались в полной темноте. Раздался уже знакомый им щелчок, они услышали негромкий скрежет, и, когда, благодаря каким-то невидимым механизмам, лампа на потолке вновь зажглась, вместо решетки, они увидели глухую стену. Можно было подумать, что все недавние события — это всего лишь плод их безумной фантазии.
— Какой сон! — пробормотал Клод. — Какой ужасный кошмар!
— Какая мрачная реальность! — ответил Фарнезе ледяным тоном. — Вы не спали. Я сам присутствовал на двух заседаниях тайного суда. И знаю, что он всегда неумолим.
— Что? Но мы же приговорены к смерти…
— От голода и жажды!
Клод, конечно, хотел умереть, но вовсе не этой ужасной смертью. Он бросил вокруг себя горящий взгляд.
В мгновение ока он придвинул стол, находившийся в глубине комнаты, поставил на него табурет и дотянулся до окна, которое выходило на Сену. Свежий ветерок, дующий с реки, овеял его лицо, он услышал тихое журчание воды, омывающей фундамент дворца Фаусты. Окно было защищено толстыми прутьями, но Клод улыбался! Он чувствовал себя достаточно сильным, чтобы раздвинуть их или даже выдернуть. Он спрыгнул на пол, схватил Фарнезе за руку и зашептал:
— Мы не умрем здесь, мы убежим через это окно не позднее, чем через два часа.
Фарнезе еле заметно пожал плечами и проговорил:
— Мы не убежим… Мы умрем здесь…
И словно в подтверждение этой фразы, произнесенной уверенным и мрачным голосом, снаружи со стуком захлопнулся ставень и замуровал собой окно. Это был железный ставень в три дюйма толщиной. Клоду понадобился бы месяц работы, чтобы сломать его после того, как он раздвинул бы прутья. Клод в бешенстве ринулся к двери, но тут же услышал, как за дубовой дверью захлопывается другая, более тяжелая и прочная, судя по лязганью железных замков и засовов.
Клод издал звериный рык. Еще недавно его мучила жажда, теперь же он забыл о ней, весь поглощенный мыслью о скорой кончине. Он решил, что сходит с ума. Палач стал искать на поясе кинжал, чтобы одним ударом покончить счеты с жизнью, но увидел, что кинжал у него забрали. Кардинал был так же, как и он, безоружен. Итак, мрачная реальность, о которой говорил Фарнезе, предстала перед ним во всем ужасе: бегство было невозможным, они были заживо похоронены здесь и через несколько дней умрут медленной смертью, пройдя через пытки мучительной агонии.
Он посмотрел на Фарнезе.
Кардинал неподвижно сидел в кресле, и его силуэт, еле различимый в полумраке, казался силуэтом мертвеца… или того, кто стоит на пороге тьмы небытия. Тогда Клод, чувствующий дурноту от ужаса, забился в самый угол, прижался спиной к стене и принялся подсчитывать, сколько часов ему осталось жить!
Глава 39
ЗАМУЖЕСТВО ВИОЛЕТТЫ
Чтобы не упустить нить происходящего, мы вынуждены были следить за ходом событий и следовать за кардиналом и палачом: до дверей их тюрьмы. Итак, мы оставили шевалье Пардальяна в гостинице «У ворожеи», где он выдержал недолгую осаду, а Карла Ангулемского — в особняке на улице Барре, где он ждал отца Виолетты.
Теперь же, вернувшись на несколько часов назад, то есть к тому моменту, когда Клод был схвачен в доме на Гревской площади, мы последуем за шпионом, который, как мы помним, с улицы Барре шел по пятам за бывшим палачом.
Когда Клода хорошенько связали, лишив его всякой возможности двигаться, этот человек направился прямиком ко дворцу Фаусты. Его сейчас же проводили к ней, и он доложил об аресте палача.
Фауста имела в своей власти сразу и Фарнезе, и Клода, двух отцов Виолетты — родного и приемного. Первый, разумеется, любил свою дочь, но хотел ее спасти только из-за снедавшей его страсти к Леоноре де Монтегю, второй же ради Виолетты совершил бы любые подвиги самопожертвования.
Если Фауста и была удовлетворена этим двойным успехом и быстротой и точностью, с какими выполнялись ее приказы, то внешне она этого не проявила. Иметь в руках Клода и Фарнезе, конечно же, хорошо, но прежде всего Фауста хотела вновь схватить Виолетту… Она принялась расспрашивать шпиона, задавая столь четкие и ясно сформулированные вопросы, что они сделали бы честь даже самому грозному следователю.
Основываясь на ответах шпиона, хотя он и не видел никого, кроме Клода, она пришла к выводу, что Виолетта находится в особняке на улице Барре. Жестом отослав соглядатая, Фауста погрузилась в размышления, пытаясь разработать подробнейший план действий. Прежде всего она вычеркнула из списка своих забот Клода и Фарнезе, решив их судьбу. Постучав по столу своим серебряным молоточком, она велела:
— Пусть пригласят кардинала Ровенни.
Через некоторое время низко кланяющийся кардинал предстал перед своей государыней.
— Вы приехали из Рима? — спросила она без всякого вступления.
— Да, Ваше Святейшество, — ответил Ровенни. — приехал нынче утром с указанными двенадцатью епископами и пятью кардиналами, и мы все находимся здесь вот уже два часа.
— Что нового в Риме?
— Сикст во Франции.
— Я знаю.
— Он хотел лично увидеться с Гизом, прежде чем передать ему обещанные миллионы.