Принцесса из замка дракона

Талан Ольга

Я вновь повернулась к мозаике:

— И какими глазами нужно смотреть тут?

— Мудрее всего разными, леди. Основатели строили спокойный и сытый мир для своих потомков. И как любое высшее нелюдье при наличии магии жизнь их была долгой, а потомство малочисленно. На защищённых же ими территориях люди быстро множились, освоили ремесло и науки. На этих землях появились города, страны. Нелюди основатели не были такому числу людей в тягость. Их потомки влились во власть и быт людей, взялись повеливать землями, защищая их. Основатели были нелюдями, но думая о своих потомках они создали великое добро для людей.

— Почему же тогда всё испортилось?

— Из-за памяти. Самые большие беды

в мире случаются из-за потерянной памяти! Искажённой! Основатели были умудрёнными опытом старцами. Они знали, каким кровавым и хаостным был мир до барьера. Думаю, вы понимаете, что то, что они отдали свои жизни, говорит о том, насколько этот мир был нужен им самим. Но их потомки возродились уже в этом спокойном мире. И хотя они получили знания, о том какой ценой создан был для них этот мир, эти знания были для них просто строками на бумаге. И уже через двести лет их внуки вливаясь в борьбу за власть над людьми, лёгкой рукой переписали историю, возвышая именно свой род и затирая заслуги других. Эти потомки не ведали вкуса того кровавого мира за стеной, величие здесь и сейчас казалось им важным, а несколько исправленных строк в подвигах дедов, благом. А ещё через триста лет Ранамир жестокий уже считал, что лишь кровопивцы были истинными хранителями барьера, а иные рода мелкой шушерой из свиты его предка. Двуликие мнили себя тем самым страшным зверем, что изгнал нелюдье, признавая за кровопивцами лишь услугу плетения барьера. Иных же считая подмастерьями не стоящими упоминания. История самая продажная девица, леди, она ложится в руки любому властителю, и каждый крутит ею как ему мниться верным. Правильным в его час и в его глазах. Сказки порой хранят больше истины, ибо никто не рвётся их переиначить, а передаёт тем же словом, что и его мать пела ему в детстве. Этот мир стоял на четырёх равных ногах, и эти ноги подрубили друг друга. Исказили память, утеряли единство и обрушили часть созданного предками.

Меня снова вдруг окатило не моим смятением. Я обернулась на дракона и сразу же обнаружила причину. Вредный мальчишка опять стоял и трогал моего монстра. Удивительно, почему мой зверь возмущается его приближению, но не атакует? Хотя я же не хочу его убивать. А он не нападает. Просто он меня раздражает!

Мальчишка выпрямился, словно пришёл к каким-то выводам и заговорил так словно здесь и сейчас не было этого откровения старика. Словно всё это не касалось его, или его до его ушей не долетело:

— Хм! Ты всего лишь, большая крылатая ящерица. — Мой зверь распахнула пасть, в которой горело пламя — Большая крылатая огнедышащая ящерица!

Он развернулся и пошёл прочь. Он действительно ничего не услышал? Или не понял?

Я быстро глянула на старика. Он тоже наблюдал за фениксом с некоторым замешательством. Он тоже не понимал, что в голове у этого мальчишки.

42. Мудрец

Илла

Сказитель ещё некоторое время смотрел вслед вредному фениксу, задумчиво и даже, казалось, с долей неодобрения. Потом поймал мой взгляд и расплылся в льстивой улыбке:

— Леди, позволите мне осмотреть другие тайны этого замка.

Я пожала плечами. Эти развалины я облазила до последнего закутка ещё в первые месяцы заточения. Больше ничего интересного здесь не было. Хотя:

— Да, пожалуйста. В следующей башне есть ещё спуск в библиотеку в кристаллах. Больше ничего нет. — Глаза старика загорелись. Так что следующий вопрос пришёл в голову сам — Вы способны прочитать эти камни, сэр Чхартш?

Он развёл руками:

— Нет, прозорливейшая. Но я читал о том, как это следует делать, и как только в мир вернётся хоть капля магии, я смогу их прочесть.

— А она вернётся?

Он задумчиво взглянул в след вредному герцогу:

— Я уповаю на это всё душой, леди

Потом глубоко поклонился и тоже устремился прочь из зала.

Я осталась одна. Вернее за моей спиной стоял мой дракон, моя тень, поддержка и охрана. Отдельное существо и в то же время я сама. Некоторое время я просто сидула глядя на мозаику. Мне нужно было подумать. Все эти откровения… Целая армия монахов охотится за нелюдьем в нашем мире. За всеми. Мой Вазгар прячется именно от них. Но ведь получается, это его род создал барьер. Это кровопивцам и остальной четвёрке люди обязаны своим существованием. И что? Все эти заслуги пали в небытие времени? Его настигнут и убьют?

Быстро подобрав платье, я ринулась за менестрелем. Мне даже было недосуг думать прилично ли леди бегать по ступеням. Мой ум разрывали вопросы. Просто тьма вопросов. Я жаждала ответов.

— Сер Чхартш, а если монахи воинства человечества изловят Вазгара, они… — я не смогла сказать это вслух. Перед глазами стояло как отец казнил дворян, которых дед объявил предателями. Среди них были лица знакомые мне с детства. Но во всём этом был замешан орден и монахи стояли вокруг помоста плотной цепью. Это было их решение. И ни дед ни отец не смели противится ему. — Они ведь не поймают его?

Старик, словно извиняясь, опустил взгляд:

— Уже поймали, леди. Второго дня изловили. Вчерась утром те монахи, что остались в лагере вашего батюшки, собрались да скоро подались на запад. По моему разумению это верный знак, что кровопивца они словили.

Вазгар

Я всё-таки уснул. Развалины позволили развести костёр так, чтоб бликов не было видно с дороги, стало тепло и меня сморил сон. Проснулся я от крика. Вскочил выхватывая кинжал, почти стразу отражая удар какого-то бродяги, попадая под второй, выворачиваясь, отскакивая и всё это время пытаясь понять что происходит. Бродяга неловко споткнулся на камнях, на мгновение отвлёкшись и мой кинжал перерезал ему горло. По моему плечу сочилась кровь, но я смеялся, поняв, наконец, кто вопит. В лицо второго бродяги вцепился мой мелкий зверь. В руках воина был меч, но он не давал ему никакого преимущества в битве с мелкой тварью на лице. Тварь обладала когтями и плевалась огнём. И человек кричал объятый страхом и паникой.

Я изловчился и вогнал кинжал в спину противника моего зверя. Воин захрипел и осел. Дракон соскочил прочь. Казалось, окинул меня оценивающим взглядом, а потом вдруг вновь вскочил на скорчившегося на коленях воина, впиваясь зубами в его горло.

— Фу, ты его и кровопивец?! Это ж адское сочетание получается.

Я сел. Рана моя была не большой. И если промыть и перевязать за неделю затянется. Пить кровь, излечивая такое, я бы не стал. И не только из-за отвратительной вони сопровождавшей издыхавших сейчас передо мной бродяг. Отец всегда говорил, что выпивая человека, мы забираем даже больше чем его жизнь. Душу? Он мало знал об этом. В наших книгах не было ни единого толкового разьяснения о нашем же роде. Но ему, как и мне, казалось мерзким забирать чужое без крайней надобности.

Впрочем, сегодня меня никто не спрашивал. Рана на глазах затягивалась. Кровь, которую выпил мой зверь, становилась моим скорым исцелением. В теле появлялась лёгкость и сила.

— И так, ты всё решил за меня?! Как же мне назвать тебя юное чудовище? Ты следуешь за мной словно верный пёс. Оберегаешь и заботишься. Дракон должен нести взросление, но мне… Может ты мудрость, которой мне порой недостаёт? Расчётливость? Не хотелось бы. Я не знаю, чем должны наградить меня следующие годы. Но я назову тебя Мудрецом. Хотелось бы, чтобы годы несли мне именно мудрость. Что скажешь, Мудрец?