Принцесса лилий (сборник)
Шрифт:
Окна были затенены, свет давал громадный камин и ряд свечей. Так велел человек, назвавший себя лекарем, который нашелся в Шатолу. По его мнению, солнечный свет для девиц был сейчас крайне, просто смертельно вреден.
Ни Жанне, ни Жаккетте это не нравилось. Они предпочли бы сейчас видеть самое яркое солнце или серый полумрак в открытом окне, чем темень по углам и огонь камина, очень живо напоминающие им пережитые напасти.
Волчье Солнышко подвел гостя к дамам.
– Счастлив безмерно, что вижу вас живыми! Воистину это счастье не только для меня, верного слуги своего
– Такое усердие в делах своего господина поистине достойно восхищения, – насмешливо заметил Волчье Солнышко. – Если бы мои люди так же пеклись о моем счастье, сегодняшний визит и не понадобился бы.
– Обратите их в ислам, – посоветовал рыжий.
– Вы думаете, поможет? – серьезно спросил Волчье Солнышко. – Я поразмыслю. А вы какой веры придерживаетесь?
– Меня родила христианка-мама от христианина-папы, и мне это пока не мешало, – заявил рыжий. – Но, возможно, к концу жизни я стану на перепутье. Видите ли, мне больше нравится рай моих мусульманских друзей. Там, по крайней мере, выпивка и женщины присутствуют легально, причем, по уверениям сведущих людей, все это самого высокого качества. А в нашем раю слишком уж все бесполо, я слабо представляю себя с арфой в руках на всеобщей спевке.
– За раздумьями о выборе рая не пропустите, собственно, сам момент отправки туда, – заметил Волчье Солнышко. – А то выбора не будет.
– О, не волнуйтесь, выбирать я собираюсь в глубокой старости, когда прежние грехи будут замолены и окуплены, а на новые сил не останется. А если это печальное событие произойдет раньше, то рая мне не светит, а ад и тут и там практически одинаков. Так что я не прогадаю при любом раскладе, – лучезарно улыбнулся рыжий.
Пока мужчины пикировались, девицы, молча лежавшие среди подушек, одновременно, как по команде, переводили взгляды то на одного, то на другого визитера.
Наконец рыжий вспомнил о цели визита.
– Солнцеподобная госпожа Нарджис! – сказал он. – Отворите ваши медоносные уста и сообщите посланцу вашего господина, что у вас все хорошо, дабы я мог услышать, не потерял ли ваш голос чистоту и ясность.
– Я чувствую себя не так плохо, как вчера, – хрипло сказала Жаккетта.
Не успел рыжий высказать оценку чистоты и ясности ее голоса, как Волчье Солнышко ядовито заметил:
– Вот уж не понимаю, дорогой господин де Сен-Лоран, к чему вам это. Ведь, насколько я знаю, обязанности госпожи Нарджис состоят совсем не в том, чтобы читать вашему господину сказки на ночь. Вокальные данные госпожи Нарджис мне тоже хорошо известны, и поверить, что шейх терпел ее пение, я не могу.
– Господин шейх озабочен состоянием всей госпожи Нарджис целиком, – отпарировал рыжий. – И ему не все равно, каким голосом, чистым и звонким или сиплым и посаженным, будет шептать жемчужина его сердца сладкие слова любви.
– Вы говорите с таким знанием, словно являетесь евнухом при его гареме… – никак не мог успокоиться Волчье Солнышко.
– Я являюсь посланцем шейха и привык исполнять поручения на совесть! – отрезал рыжий. –
– Я больше чувствую себя никак, чем как, – кисло заявила Жанна.
– Ну, если в сладкие слова любви от госпожи Нарджис я еще могу поверить… – глядя в потолок, заявил Волчье Солнышко, – то какими клещами выдирал их ваш господин из госпожи Жанны, крайне интересно?!
– Господин шейх недаром обладает гаремом с множеством прелестниц, – безмятежно сообщил рыжий, – он может заставить плавиться от любви любую, самую холодную красавицу.
– Так, – внезапно сказал Волчье Солнышко. – Вынужден вас огорчить, но аудиенция завершена. Вы убедились, что хотя дамы чувствуют себя и не совсем хорошо, но пострадали они не сильно.
– Как скажете! – улыбнулся рыжий. – А у вас тут мило. Обстановка – как в турецкой бане. Очень живописно, очень…
Уничтожив так тремя фразами все старания виконта придать «Малой Ливии» настоящий восточный шик и отплатив за все колкости, рыжий удалился.
Виконт остался.
Он присел на край возвышения, вытянул ноги и спросил:
– Мои прелестные гурии, вы видели этого человека раньше?
– Мельком… – осторожно сказала Жаккетта, стараясь разместиться так, чтобы между ней и Волчьим Солнышком возвышалась гряда подушек.
– И чем же он занимался?
– Он выполнял очень ответственные поручения шейха, – сказала практически правду Жаккетта.
– То есть ваш господин пользуется его услугами в важных делах, несмотря на то, что он христианин. Странно…
Волчье Солнышко нашел достойное себя развлечение.
Обнажив кинжал, он втыкал его в ближайшую подушку, слушал треск пропарываемой ткани и с интересом разглядывал сочащиеся пером и пухом раны.
– Шейх пользовался услугами людей многих вер и народов, – как можно спокойнее сказала Жаккетта. – Господин, можно попросить вас, чтобы окна открыли? Как в склепе, ей-богу!
– Вы упорно не любите ночь! – Виконт погрузил кинжал в чрево подушки на все лезвие.
Жаккетта на всякий случай отодвинулась еще дальше, но упрямо заявила:
– Да, мы не любим ночь, а что в этом преступного? Мы к солнышку тянемся…
Нехорошая мысль, даже не мысль, мыслишка промелькнула у нее, что, пожалуй, не стоило бы перечить виконту, старательно дырявящему холодным оружием постельную утварь.
Не поменял бы он предмет, на котором упражняется…
Но с другой стороны, ему только волю дай, на шею сядет и ножки свесит. Эх, не припрятано поблизости какого-либо оружия, и подсвечники далеко. Подносом разве огреть…
– Разрешите, мы вернемся в свои покои, там теплее, – упрямо сказала Жаккетта.
Волчье Солнышко распотрошил подушку, и это его немного успокоило. К облегчению девиц, он убрал кинжал в ножны и миролюбиво сказал:
– Конечно, возвращайтесь. Восстанавливайте силы, мои птички. Пока я – ваш шейх, и вы мне нужны целыми и здоровыми.
Жанну и Жаккетту словно ветром сдуло.
Ведь рядом с Волчьим Солнышком никогда нельзя сказать, удастся ли сохранить целостность и здоровье в полном объеме.