Принцесса на горошине
Шрифт:
Марат, продолжая свой рассказ, развел руками.
– Не задалась у меня карьера так сказать.
– Задалась, - проговорила я негромко. – Просто папа злился на тебя.
Мы снова встретились глазами, и Давыдов вдруг засмеялся.
– Это так. Но у него была причина, разве нет? – Я промолчала. А Марат продолжил: - В общем, я вернулся домой, занялся семейным бизнесом. Как того и хотел отец.
Я не удержалась от усмешки. Я уже знала, что услышу дальше.
– Вот только оказалось, что не так уж твой папа и устал, и отходить
Марат гипнотизировал меня взглядом. Я знала, что права, и он, в конце концов, с некоторым скрипом, признал:
– Нам с ним было трудно договориться. Со своим отцом мне договариваться, куда труднее, чем с твоим.
– Правильно. Мой отец был твоим начальником, никаких родственных связей. А семья есть семья.
Марат кивнул.
– Да, наверное.
Мне очень хотелось посмотреть Марату прямо в глаза и задать всего один вопрос:
– Так ты получил, то, что хотел? То, ради чего стоило потерять меня?
Я смотрела на него, смотрела, но промолчала. А Марат неспешно продолжил:
– Около года я провел в Казани, пока не пришел к окончательному выводу, что отцу совсем не хочется развивать бизнес. Ему просто хочется заниматься любимым делом.
– Не тот размах для тебя, - негромко подсказала я. На душе было необычайно горько. Мне вспоминались все наши с Маратом разговоры перед непосредственным расставанием. Я ведь всё это ему говорила, и не раз. А Марат упрямо твердил о том, что не может подвести отца.
– Из семейного бизнеса я ушёл, полгода помыкался в поисках работы. – Марату будто неудобно было об этом всём говорить со мной. Неловко. Что и не удивительно, кстати. Мне тоже неловко слушать о том, о чем я его когда-то предупреждала. А меня в тот момент посчитали глупой, недальновидной девчонкой.
– Я попытался вернуться в Москву, но там меня, понятно, никто не ждал. Но спустя какое-то время слухи, видимо, до Александра Григорьевича дошли, и твой отец обратился ко мне с предложением. Взять на себя руководство янтарными приисками в Калининградской области.
– И ты согласился? – удивилась я.
Давыдов неожиданно поднял руку и взъерошил волосы на затылке, после чего дерзко ухмыльнулся.
– Ну, во-первых, повторюсь, выбора у меня на тот момент особо не было, а, во-вторых, это была возможность уехать, заняться чем-то новым, отвлечься. Мне тоже было тяжело, Маша.
От его последних слов мне стало горько. Я сразу вспомнила своё состояние после нашего с ним разрыва в течение первого года. Было очень тяжело. Я также каждое утро просыпалась и думала, куда себя деть, куда убежать, куда уехать, лишь бы не думать и не вспоминать.
– Я решил, что неплохо будет реабилитировать свою репутацию именно под руководством твоего отца. Подумал, что уезжаю максимум на год, что эта работа – временное пристанище, а потом как-то всё закрутилось, затянуло… - Он вздохнул. – Прииски – дело грязное, Маш. Во всех смыслах. Тот, кто туда попадает, редко возвращается в реальную жизнь,
– Что ты имеешь в виду?
Марат помолчал, раздумывая, затем нехорошо усмехнулся.
– Деньги, криминал, контрабанда, воровство. Могу перечислять и перечислять. В девяностых и нулевых там творился полный беспредел. Потом их продавали и перепродавали, контроля и руководства практически не было, только качали породу на оборудовании ещё советских времен. Не знаю, для чего твой отец их выкупил, но он тоже долго числился только владельцем, разработки остановились, сплошные взятки, откаты, воровство. В какой-то момент я даже подумал, что он специально отправил меня туда. Чтобы уж наверняка избавиться от моего присутствия где-либо. Чтобы я сгинул, - посмеялся он.
А вот мне было не смешно. Я нервно сглотнула.
– Но ты же не сгинул.
– Зато превратился в дикого человека, - весело напомнил он.
Я помолчала, потом спросила:
– Ты справился… с работой?
– Ты хочешь узнать, приносят ли янтарные прииски прибыль? О да. Только китайцы выкупают янтарь огромными партиями, не говоря уже о других ценителях. Наш янтарь очень ценится на выставках в Европе и Америке. Ты очень богатая женщина, Марьяна.
Я разглаживала сатиновую салфетку на столе, очень аккуратно и прилежно.
– Ты справился с приисками, - проговорила я, наконец. – Поэтому отец оставил тебе компанию.
– Он не оставлял мне компанию, Маша, - воспротивился Марат. – Он оставил её тебе, а меня поставил присматривать за процессом.
– Это практически одно и то же.
– Тебе это настолько не нравится?
– Я не знаю, - призналась я. – Я не знаю, как мы сможем общаться…
– Мы оба повзрослели, прошло много лет. Думаю, у нас получится.
Его энтузиазм меня заинтересовал. Я на Марата взглянула.
– Ты очень хочешь эту должность, да?
Он спокойно кивнул и сознался:
– Да, очень хочу.
– И готов терпеть меня?
– А тебя надо терпеть? – подивился он. Брови взлетели вверх, взгляд был откровенно насмешливым.
Я пожала плечами.
– Я избалованная и капризная, ни к чему не приспособленная. Ты же знаешь.
– Ты – Марьяна Дегтярева, - ответил он. – Тебе не нужно об этом даже думать.
– Да, - вырвалось у меня без всякого воодушевления.
– Расскажи мне о себе, - попросил он. – Как ты живёшь?
Этот вечер, наша встреча, этот разговор, здорово действовал мне на нервы, если честно. Я всё ещё пыталась уложить в своей голове, что Марат сидит напротив меня, что он вернулся в мою жизнь, так или иначе, что мы разговариваем с ним практически спокойно, без криков и ссор, как раньше, и это теперь моя, наша с ним реальность. Ещё несколько дней назад Давыдов был моим прошлым, о котором мне всё ещё было тяжело вспоминать, а теперь мы сидим в ресторане, друг напротив друга, и ведем светские беседы. О моде, о погоде… кто как жил эти пять лет.