Принцесса на горошине
Шрифт:
Когда его взгляд остановился на моём лице, Марат, с нарочитой неспешностью проговорил:
– Маш, Григорий Филиппович приехал. Ждем только тебя. Ты долго?
– Иду, - отозвалась я негромко. Невольно кинула на Димку короткий взгляд, затем направилась к двери. Марат чуть отступил, но мне всё же пришлось протискиваться мимо него. За что он был удостоен моего возмущённого взгляда. Правда, Давыдов даже бровью не повел.
Я вышла из кабинета Дмитрия Алексеевича, и Марат прикрыл за нами дверь. Основательно так прикрыл. А я окинула его быстрым взглядом.
–
– Нет времени на магазины, - бросил он на ходу. И тут повернул голову, и мы столкнулись с ним взглядами. И Марат с искоркой веселья поинтересовался: - Тебе за меня стыдно?
Я на мгновение растерялась, поспешила отвернуться. Затем фыркнула.
– Вот еще. Это не моё дело.
Развивать эту тему никто из нас дальше не стал, чему я была только рада. Мы прошли по коридору до кабинета отца, я сама открыла дверь, не позволив Марату сунуться вперед меня, и вошла. В кабинете нас ожидал Лысовский, который поднялся мне навстречу, как только увидел, и адвокат. Адвоката я тоже хорошо знала, не скажу, что они с папой были близкими друзьями, но сотрудничали довольно много лет, и Кирилл Борисович был вхож в наш дом. Единственное, что мы, кажется, ни разу за все годы, не оставались с ним с глазу на глаз, повода не возникало.
– Марьяна, ты хорошо выглядишь. Я рад. – Дядя Гриша, не стесняясь, меня обнял, затем указал на кресло рядом с собой. Я для начала протянула руку Кириллу Борисовичу, не зная, как ещё с ним поздороваться, а затем присела. Давыдов всё это время маячил где-то за нашими спинами. Я же намеренно не следила за ним взглядом, чтобы не навлекать на себя ненужное любопытство и внимание. Например, того же всевидящего Лысовского.
– Марьяна Александровна, прежде всего хочу перед вами извиниться за задержку, - начал Кирилл Борисович. – Пришлось выждать достаточное количество дней перед официальным оглашением.
Я кивнула, вроде бы с пониманием, и тут же невинно поинтересовалась:
– И с чем же это было связано?
Адвокат, кажется, от моего вопроса растерялся. Посмотрел на Лысовского, затем на Марата, а я за его растерянностью наблюдала. Кстати, мне хотелось услышать ответ, хотя, я его прекрасно знала.
– С некоторыми пунктами завещания, - в конце концов проговорил адвокат. – Которые были прописаны вашим отцом весьма определенно. Они не касаются лично вас, скорее, компании.
– Понятно, - протянула я. – Тогда, может, поговорим о том, что касается лично меня?
– Конечно. – Кирилл Борисович принялся раскладывать на столе бумаги, а я, воспользовавшись моментом, посмотрела на Марата. Тот, наконец, перестал бегать по кабинету, остановился и присел на край отцовского дубового стола. Тоже ждал.
Мне захотелось вздохнуть. Даже оглашение завещания отца в самом что ни на есть узком кругу, напоминало фарс. Не думаю, что отец этого
– Скорее всего, я никого не удивлю тем, что все основное имущество, сбережения, недвижимость и активы Александр Григорьевич завещал единственной дочери. Тут воля покойного выражена весьма четко. «Всё моё имущество, движимое и недвижимое, завещаю любимой дочери, Марьяне Александровне Дегтяревой…», - зачем-то зачитал Кирилл Борисович вслух, наверное, для поддержания официальной атмосферы. Следом передал мне в руки бумаги. – Здесь перечень имущества, Марьяна, всё, что на момент смерти, принадлежало вашему отцу.
В моих руках оказалось три листа заполненные мелким печатным текстом. Я для вида пробежала их глазами, если честно, не сумев прочесть ни слова, впечатлившись только количеством. Захотелось нервно сглотнуть.
– Имущества у вас предостаточно, Марьяна, - подтвердил Кирилл Борисович. – Вы богатая невеста, но вы же знаете, что деньги для вашего отца значили далеко не всё. Он жил своей работой, своей идеей, тем, что мог, благодаря своим усилиям и способностям, дать людям. Поэтому основную ставку он делал на вашу долю активов в концерне «Астракт».
– Я знаю, - проговорила я, - это ещё один его ребенок.
– Да. И оставить этого ребенка на произвол судьбы ему было куда тяжелее и страшнее. Саша, кстати, оставил для вас письмо. – Мне протянули запечатанный конверт. А у меня неожиданно затряслись руки от мысли о том, что внутри обращение ко мне отца. Его слова, которых я ещё не слышала, а ведь его уже рядом.
– Ты потом прочитаешь, когда останешься одна. – Лысовский похлопал меня по плечу.
– К тому же, - продолжил адвокат, - ваш отец прекрасно понимал, что переложить эту ношу на ваши плечи и невозможно, и неправильно. Она вам попросту не по силам. – Он снова с Лысовским переглянулся.- А на Совет директоров он не слишком большие надежды возлагал.
– Понятно было, что сразу начнется грызня, - поддакнул Григорий Филиппович. – Саша очень этого не хотел.
Я держала в руке конверт с письмом отца, смотрела на него, чуть помахивала им. Слушала нравоучительные речи, откинулась на спинку стула, едва заметно усмехнулась, прекрасно понимая, к чему эти двое ведут, и какую пилюлю пытаются подсунуть мне под малиновым сиропом.
– И папа придумал выход, - подсказала я им, не сдержав насмешки.
За моей спиной характерно вздохнули, но промолчали. А я посмотрела сначала на Лысовского, потом на Кирилла Борисовича, и в лоб поинтересовалась:
– Моё мнение по этому вопросу учитывается?
– Нет, - колко ответили мне из-за спины. – Не учитывается.
Лысовский с адвокатом понимающе переглянулись, а я всё равно решила уточнить:
– А почему? – Посмотрела на всех троих по очереди.
– Если основные активы отца перейдут ко мне, как наследная доля, разве я не могу выражать своё мнение?
– Ты можешь его выражать. – Ответил мне опять Давыдов, мне пришлось к нему поворачиваться, и мы столкнулись взглядами. – Но там нигде не написано, что ты главная.