Принимаем огонь на себя!
Шрифт:
Я, Артем (с ним и его женой мы проходили вместе через Александровский проспект) и еще один «куликовец» побежали в церковь, находящуюся рядом на улице Пушкинской, просить, чтобы они били в набат, привлекая внимание людей и таким образом призывая их помочь в обороне Кулькового поля. Но нам отказали, сославшись на отсутствие старшего и на закрытие церкви. Мы попробовали побежать в церковь на улице Пантелеймоновской, но уже было, практически, 18.00 и она была закрыта, мы попытались позвонить или достучаться, но нам никто не ответил и мы раздосадованные вернулись ни с чем на Куликово поле. Когда мы возвращались, то встретили дедушку, которому было около 70 лет, он полный решительности шел из центра города, где произошла неравная кровавая схватка. Голова его была наспех перевязана, через бинт виднелись пятна крови, но приняв бой в Центре города на улице Греческой он шел на Куликово поле защищать его. Я очень наделась, что седовласый защитник Одессы выжил, но, увы, он погиб в Доме профсоюзов между третьим и четвертым этажами. Это был Александр Приймак, 1945 года рождения. Светлая ему память!
Вернувшись, мы увидели, что все, кто были на Куликовом поле, участвуют в создании новой баррикады вокруг крыльца Дома Профсоюзов. Мы начали помогать.
«Люди подносили доски, стулья, поддоны, чтобы ребята могли забаррикадировать входные двери в случае нападения и продержаться до прибытия наряда милиции» (3).
В то время милицейская машина стоящая на Куликовом поле куда-то отъехала, по-крайней мере на самом Куликовом я ее уже не видела. Горсточку милиционеров, которая крутилась на площади я тоже как-то уже не видела, наверное отошли подальше, видимо их уже предупредили о надвижении толпы.
Рассказывает Андрей: «На Куликово поле я приехал где-то за 30–40 минут до прихода толпы «майдановцев». Я был за городом, перезванивался с другом, который был на Греческой. Когда его телефон перестал отвечать я решил приехать найти его, но уже не на Греческую, а на Куликово поле» (16).
«Буквально за 5 минут до нашего входа в Дом Профсоюзов, — рассказывает Инна, — меня остановила одна из верующих, тех которые стояли на крыльце. Она мне сказала со слезами на глазах: «Вы знаете, не ждите помощи, никто не будет звонить, Владыка отказал». Для нее это было большим ударом. Я, в принципе, и не ожидала другого решения, а она верила, что церковь все силы направит, чтобы помочь людям. Тем более там стояли их прихожане…» (15).
Но из уст в уста передается, что в Дом профсоюзов зашел священник, видимо из постоянной группы верующих, которые всегда присутствовали на Куликовом поле во время встреч, митингов и маршей. Также есть свидетельство одного из выживших, что он видел как священнику отрубили руки. Страшно подумать, что это может быть правдой, но, увы, для «бандеровцев» православие и православные — это кровный враг, а для тех кого они выбрали своими врагами они применяют варварские способы убийства, что было доказано во время бойни 2 мая.
В официальном списке погибших священника не было, но ведь в этом списке, к большому сожалению, нет еще многих наших погибших товарищей.
Я упоминаю этот факт потому, что хочу сказать, что в разных группах нашего общества есть разные люди и то, что Владыка отказался дать добро на звон колоколов для набата совсем не означает, что церковь не хотела помочь, просто в тот момент не нашлось смелости ни у него ни у настоятелей церквей самим принять решение, взяв на себя ответственность. Да ведь никто из них и из нас и подумать не мог, что может произойти такая кровавая расправа…
Итак, поступила команда женщинам с медикаментами заходить в здание на 2-й этаж. Мы пошли на 2-й этаж раскладывали медикаменты на столы-кафедры, стоявшие в коридоре. Когда мы вошли в здание. Свет в нем был.
«Когда узнали о надвигающейся толпе, — рассказывает Андрей, — люди, которые были на Куликовом поле, начали кричать, чтобы все прятались в дом профсоюзов. Я слышал, как женщина с детьми говорила: «Давайте спрячемся в здание, может милиция нам поможет» (16).
Рассказывает Светлана: «Кто-то (в балаклаве, в камуфляже, он находился за спинами первого ряда ребят) со ступенек Дома профсоюзов прокричал в мегафон, что нам всем необходимо укрыться внутри здания. Мы стали возмущаться — впереди нас — какие-никакие, но все-таки заслоны (поддоны с мешками). Перед ними, мы за 15 минут сделали, огромные кучи брусков асфальта (а чем еще отбиваться?!!!)… И что — мы сейчас оставим весь этот чудный метательный материал и спрячемся?! Мы стали складывать в мешки, на покрытые поддоны, — весь тот асфальт, который подняли перед Куликовым…
Я дважды тащила тяжелые мешки с асфальтом — вперед, ко входу, — мне, да и многим бабам — нашим!! — навстречу шагали мужики (уж извините, за 30 далеко…) — Они вслед за кем-то кричали «Один за всех! И все за одного!!» Они кричат — улыбаются, проходя мимо нас… а мы — тащим… друг за дружкой… асфальт… Не им, как оказалось потом…
Нам снова в спину прокричали (мы снова собирали асфальт в мешки) — что «ультрасы» уже прошли ЦУМ [Центральный универмаг] и вот-вот будут здесь!!! Всем срочно укрыться в здании!!» (8)
Рассказывает Надежда: «Около 19 часов уже сказали, что «бандерлоги» бегут по переходу у вокзала, и тогда мы почти все вошли в здание.
Еще раз скажу, что страха не было — ну разобьют стекла, ну и что, но представить себе, что будут жечь живьём людей — не могла» (4).
Рассказывает Лена: «Сообщили, что агрессивно настроенные «ультрас», «правый сектор» и остальные сторонники «майдана» приближаются к Куликову полю, людям сказали разбегаться. Но тут же послышались крики, взрывы, стрельба со стороны привокзальной площади» (3).
Рассказывает Руслана: «Я колебалась и не знала, что мне делать. Моя знакомая, была тоже на Куликовом поле, но в это время она общалась со своим другом, который был в дружине. Мужчина, нам незнакомый, который был у входа дома профсоюзов, часто повторял: «Женщины, дети! Заходите внутрь! Они уже рядом». Я слышала эту фразу не один раз, но не решалась, опасаясь того, что я одна и никто меня не защитит. Да и, к тому же, толку с меня там было бы мало. Внутреннее чувство (или шестое, как говорят) мне подсказывало, что мне туда не нужно идти, но разум, это даже не разум, а, наверное, совесть, не позволяя отойти — ведь мы всегда кричали «Один за всех и все за одного». Позвав свою знакомую несколько раз, которая даже не обернулась в мою сторону, то ли не услышала меня, то ли была занята общением с ее знакомым, я решилась войти в здание» (13).
«Все стали забегать в Дом профсоюзов, — продолжает рассказ Лена, — чтобы укрыться там. В основном это были пожилые люди, женщины, были даже дети, испугавшиеся озверевшей толпы, приближающейся к Куликову полю. Это были люди, которые хотели живой стеной закрыть палаточный городок и не дать его снести. Ребят из палаточного городка было немного, человек 30–40 [возможно 50–60]. Так же в Дом профсоюзов попали и случайные прохожие и дети ищущие укрытия от приближающейся толпы. Кто-то закричал, чтобы женщины, старики, дети поднимались наверх, а ребята хотели оборонять крыльцо и 1-й этаж. Я поднялась на 2-й этаж»(3).