Принимаем огонь на себя!
Шрифт:
С центра города начали приходить раненные, кое-как перебинтованные, в основном они были с разбитыми головами или лицом. Мы здесь же им начали оказывать первую помощь, осваивая наш первый урок, останавливая кровотечение, промывая раны и перебинтовывая их. Раненные, прорвавшись разными путями из центра города, пришли защищать Куликово поле, наш палаточный городок, наш символ Сопротивления фашистам! «Около 17 часов вернулись человек 20 [из «Народной дружины», которые уходили на выручку ребятам на Греческой], с синяками и кровоподтеками, остальные, не пробившись, рассеялись» (4).
Рассказывает Руслана: «После того, что произошло на площади
Мы бежали по дороге, встречаясь с нашими, постепенно увеличивая группу. На улице Пантелеймоновской, почти у железнодорожного вокзала, какой-то парень дал нам 3 биты, говоря, что он с нами, т. е. поддерживает нас. Наши парни поблагодарили и сказали, что этого никогда не забудут. Все с радостью стали идти вперед. Дойдя до Куликова, мы увидели, что люди там уже стали все разбирать, строили баррикады у Дома профсоюзов, ломали асфальт для дальнейшей обороны. В этом время шла прямая трансляция, где показывали наших противников, в т. ч. и одесситов — «ультрас», которые двигались с большой скоростью в сторону Куликова поля. Пока наши все разбирали, мы что-то пытались сделать, т. е. чем-то помочь» (13).
Рассказывает Светлана: «Мы вышли к Куликову полю. Проходя через остановку железнодорожного вокзала (для маршруток) — пламенно кричали «Одесса — Вставай!» … Никто не присоединился… «амебы»…
Подошли к Куликову. Здесь как-то сразу все потерялись из виду… Растворились в деятельности» (8).
Мужчины и женщины начали искать палки, чтобы было хоть чем отбиваться. Ломали ножки стульев, палки из стендов, брали палки для дров и любую другую вещь в палатках или вокруг, которой можно было бы защищаться…
«Я стояла возле палаток, а возле меня оказался паренек. — Делится своими воспоминаниями Инна. — Я посмотрела на него, ну цыпленок совсем и подумала: «Боже мой, дитя как ты будешь тут отбиваться? В руках у него была деревянная палочка. Я спросила сколько ему лет. Он ответил, что 20. «Тебе страшно?» — спросила я его. Он мне ничего не ответил, только лишь посмотрел на меня. Я до сих пор помню его взгляд, его глаза мне говорили: «Тетя, мне страшно, мне так страшно». Я так и не знаю, что с этим парнишкой стало. Дай бог, чтобы этот паренек остался живым.
Мне тогда даже вспомнился один момент свидетелем, которого я была несколько дней назад. Вот такие же юные ребята из дружинников стояли на Куликовом поле и разговаривали. Если б я знала, что мне придется вспоминать этот разговор — я бы запомнила его наизусть. Я помню, как один мальчик рассказывал другому, что у него дед был танкистом и дошел до Берлина, где-то был ранен. А второй рассказывал, что его дед был летчиком и потерял ногу.
И вот 2 мая, вспоминая этот разговор, я понимала, какие дети стоят рядом с нами на площади Кулькового поля. Это стоят дети тех родителей, кто сумел им рассказать, воспитать их как настоящих патриотов, настоящих ценителей великого дедового подвига, который, так быстро, часть населения Украины предала и растоптала» (15).
Продолжает рассказ Света: «Женщины пальцами стали отковыривать асфальт. Большие куски дробили на мелкие… Кто-то подошел с вилами. Поддели асфальт — мы стали разбивать особо крупные куски. Что помельче — относили ближе к баррикадам. Носили — женщины — на мешках, навалив сверху горы. Носили мужчины — навалив на поддоны, устланные чем-то…
Поле
«Тревожные звонки продолжали поступать и было решено перебираться на крыльцо Дома Профсоюзов. Туда же были перенесены матрасы, медикаменты из палатки. Также было решено переносить баррикады к крыльцу» (1).
Строительство «куликовцами» баррикады у крыльца Дома профсоюзов
Рассказывает Надя: «С футбольного матча позвонил зять и сказал, что фанаты «Черноморца» в середине второго тайма организованно поднялись и ушли. После футбола зять с племянницей пришли за нами на Куликово поле, мы не хотели уходить, они пытались остаться с нами, мы их отправили домой (у них маленький ребенок), племянница уехала, а зять остался на газоне перед «Стекляшкой» [Административное здание Одесского областного совета и областной государственной администрации, расположено через дорогу напротив Дома профсоюзов и Куликова поля].
С 17 до 18 часов депутат облсовета Вячеслав Маркин два раза нас пересчитывал, было около 200 человек и Маркин сказал, что достаточно. Были предложения уйти, бросить лагерь, но мы не хотели покидать Куликово поле — как символ. Просил женщин уйти, но мы не хотели уходить» (4).
Женщинам-медсестрам сказали быть на крыльце с медикаментами.
«Я стояла боком к двери. — Рассказывает Марина. — В какой-то момент отчетливо услышала, что щелкнул замок. Дверь изнутри кто-то закрыл. Еще подумала, что в здании кто-то есть. Конечно, должен же оставаться вахтер. Всегда кто-нибудь остается» (7).
«Тем временем пришло сообщение, что «правосеки» движутся к нам по Проспекту Победы [современное название Александровский проспект]» (6).
Поход на Куликово поле «правосеков», которые возглавили толпу агрессивно настроенных «майдановцев» и «ультрас»
«На просьбы пустить людей внутрь дверь никто не открыл. Перед лицом реальной опасности ее пришлось выломать» (7).
«Флаги и фотографии погибших «беркутовцев» мы унесли в здание, висеть остался лишь флаг «Народной Альтернативы», Одессы и Украины» (6).
«Люди заносили на крыльцо Дома профсоюзов аппаратуру, какое-то имущество из палаток, православные несли иконы и хоругви» (3).
«Заносили в здание портреты Героев-«беркутовцев», — продолжает рассказ Надя, — пару стопок каких-то списков и листовок, матрасы, одеяла, купили медикаменты. У меня с братом [этим людям за 50 лет, брат незрячий] были дубинка-держак от лопаты, но короткая, половина держака и швабра.
Не заметила куда занесли генераторы и аппаратуру со сцены, может быть даже увезли, ведь в лагере стояли несколько машин, а потом их не стало. Если сохранили «майно» [имущество] — слава Богу» (4).