Приорат Ностромо
Шрифт:
— Аналогично! — фыркнул я невесело.
— К погружению! — рявкнули динамики.
Заворчала могучая лебедка, натягивая тросы. «Пионер» чуть приподнялся над палубой, чиркая полозьями. Наташа с Инной истово замахали в обзорное окно, старательно лучась.
Прибежала Рита, бросив свой пост модератора, и замахала обеими руками, закричала:
— Пока, пока!
Экипаж батискафа ее не слышал, но понял — девичьи улыбки за иллюминаторами зацвели еще пуще. «Пионер» заскользил по слипу, и погрузился в холодное море. Волнение было несильным, но, стоило отцепиться стропам, батискаф закачало.
Тросы пошли
Тот же день, чуть позже
Курильский желоб, борт батискафа «Пионер»
Наташа, не отрываясь, смотрела за борт. Чернила… Тушь…
Прожектора высвечивали воду, на диво прозрачную, но ничего, кроме планктонного «снега» да огромных креветок, не попадало в скрещенье лучей.
«Надо же…»
Каких-то полчаса назад Эдуард Второй бодро отрапортовал по ультразвуковой связи: «Готов к погружению. Отпускайте!», и вот уже… Талия бросила взгляд на глубиномер. Мерцавшие малиновые цифры складывались в «3810 м».
Батискаф скользил вниз, будто пикируя. Солнечный свет пропадал быстро. Серо-зеленые краски меркли на глазах, вода наливалась мраком бездны…
Смешно, конечно, говорить о бездонности, когда до этого самого дна считанные километры. Но хихикать можно наверху, на суше или на палубе, а здесь, в титановой скорлупе, поглощенной влажной тьмой, смеяться как-то не тянет…
Оттикала четверть часа. Коротко прошипел кислородный соленоид. Замигал зеленый огонечек, и громкоговоритель сказал «металлизированным» голосом:
— «Пионер», это суша. Проверка связи.
Пилот подтянул микрофон, и забубнил, шаря глазами по панели управления:
— Суша, это «Пионер». Глубина — четыре тысячи семьсот шестьдесят метров. Скорость погружения — один и восемь метра в секунду. Системы жизнеобеспечения работают штатно.
Сообщение пронизало воду со скоростью звука, и вот донесся отклик:
— Повторите.
Эдуард Второй дисциплинированно докладывает во второй раз, а Эдуард Первый осоловело пялится в переднее смотровое окно, за которым падает и падает белый планктонный «снег» — полное впечатление, что ночная метель утихает за ветровым стеклом такси…
— Левицкий! — грозно прошипела Наталья. — Слева!
«Режиссенто» сильно вздрогнул, и схватился за камеру — в окне по левому борту распускал щупальца кальмар, розовый, как поросенок. Головоногий опускался с той же скоростью, что и батискаф, будто утоляя любопытство — экая зверюга в наших краях!
Пилот оглянулся.
— Снял? Молодец. Даю вводную…
— Ой, — спохватилась Инна, — а давайте мы вас заснимем! И вводную — на камеру!
— Ну-у… — оробел Эдуард Второй.
— Левицкий!
Фиолетовый блик объектива отразился в зрачках глубоководника.
— Э-э… В общем… — промямлил пилот, но собрался, выдохнул и заговорил в обычной легкой манере: — Курс у нас простой — идем на дно! Только у нас не прогулочная экскурсия. Дело вот в чем… Все слышали про Марианскую впадину, а самое ее глубокое место названо «Бездной Челленджера» — со дна этой бездны до
— «Пионер», это суша, — молвил звучатель. — Проверка связи.
— Суша, это «Пионер», — мужественным голосом ответил Эдуард Второй. — Глубина — семь тысяч семьдесят метров, скорость погружения — один и четыре метра в секунду. Температура за бортом — плюс два градуса. Все системы работают нормально.
— Повторите, — невозмутимо передала «суша».
Талия закусила губку, чтобы не выдать улыбку. А батискаф по-прежнему скользил вниз с сильным дифферентом на нос, как на салазках с горы…
* * *
— Глубина десять тысяч восемьсот пятьдесят метров. Скорость погружения — ноль двадцать шесть метров в секунду. Температура за бортом — плюс двадцать семь…
«Пионер» опускался в манере падающего листа, медленно и плавно. Хотя восходящие течения ощутимо покачивали батискаф.
— Отчего так тепло? — пробормотала Инна. — Прямо, как на Черном море летом…
— Скоро увидите… — заворчал Эдуард Второй.
Наташа внимательно посмотрела на него — спина напряжена, пальцы нежно ласкают рычажок джойстика… И вода за смотровыми окнами помутнела…
— Держитесь!
«Пионер» резко вздернул корму, его закачало с борта на борт, одновременно вращая против часовой, а в свете прожекторов набухали клубы темной взвеси.
— «Черные курильщики»! — ахнула Ивернева.
— Они самые! — оскалился пилот. — Добро пожаловать в «Долину Дымовых Труб»!
Оранжевый столбик глубиномера подполз вплотную к отметке «11 000 м».
— Глубина — десять тысяч девятьсот шестьдесят метров, — оповестил синтезатор бортового компьютера. — Температура за бортом — семьдесят градусов Цельсия…
— Ого! — охнула Инна.
— Считайте, что мы постучались в ворота ада! — оскалил зубы Эдуард Второй. — Да-а… Натоплено тут порядком! Мало того… Слышите, как моторы воют? Тут как бы и не вода кругом, а концентрированный рассол! Такой куда тяжелее «нормальной» морской аш-два-о… Ниже нам не погрузиться — вытолкнет, как поплавок! Спустим «Октябрёнка»! — он тревожно оглянулся, закидываясь румянцем. — Девушки, вы… того… лучше сотрите! Ладно? Мы его так только среди своих называем…
Девушки закивали дуэтом, а под их стройными ногами что-то тихонько лязгнуло. В днище раскрылся люк, и на свет прожекторов выскользнул подводный беспилотник, смахивающий на желтую торпеду, короткую и пузатую. Блеснул, разматываясь, тонкий провод из оптоволокна.