Приорат Ностромо
Шрифт:
— Что эти девицы мне в дочки и внучки годятся… — медленно повторил я, холодея от прилива морозящих истин. — Ты имеешь в виду… Да нет! Это исключено! Это — исключено!
— Мишенька, — ласково проворковала Инна, — Дэ Пэ тоже считал, что «пришельцев» не может быть, потому что не может быть никогда! — она выпрямилась, и шлепнула меня по животу. — Вот что: когда вернутся Рита с Натой — сядем рядком, ты вспомнишь всё еще раз, подробно — и мы проведем следственный эксперимент!
— Чего-о? — затянул я.
—
Хорошистка залезла на меня, качнув бюстом, а игривая ручка уже шарила между ног. Я с наслаждением вмял ладони в тугую Инкину «мускулюс глютеус максимус» — и беспокойное копошение мыслей унялось в момент.
Суббота, 10 апреля. День по БВ
Окололунная орбита, борт ТМК «Заря-2»
Такую Луну не разглядишь ни в один телескоп…
Круглая громадина ослепительно сверкала, как начищенное серебряное блюдо, распахнувшись в полнеба. Море Дождей, залитое древними лавами, темнело, выделяясь из пепельного сияния. Горы лунного Кавказа натягивали на равнину, рябившую кратерами, пильчатые угольно-черные тени.
«Кака-ая… — подумала Рита. — И совсем близко!»
Она на секундочку отвернулась от иллюминатора, глянув на приборную панель. Зеленые цифирки мерцали, словно подмигивая — до Луны ровно двадцать тысяч километров.
Свет в отсеке был выключен, хватало призрачного отражения солнечного огня.
— Так вот ты какая… — выговорил Елисеев, вторя Ритиным мыслям. Тембр его сочного баритона напоминал голос Сенкевича, ведущего «Клуба кинопутешествий». — Надо же… А мы ровно тридцать лет назад тренировались… — он хмыкнул и покачал головой, будто не доверяя своей памяти. — Готовились к облету Луны, к посадке… Меня даже в Сомали командировали — изучать южное полушарие неба!
— Зато теперь высадитесь! — утешила его Наташа.
— Сядем все! — хихикнул Дроздов, подплывая к иллюминатору. Рита вежливо подвинулась, но Николай Николаевич заполошно взмахнул руками: — Смотрите, смотрите, Риточка! Я так… Сбоку притулюсь! Красота-то какая…
— Лепота… — зачарованно обронил Янин.
Обтянутый удобным комбинезоном, профессор смахивал на Карлсона без пропеллера, но Гарина закусила губку — улыбка подрагивала лишь в ямочках на щеках. Зато Валентин Лаврентьевич целую уйму раскопов перелопатил — не во всяком колхозе столько пашни наберется…
— Криста! — аукнула Наташа. — Where are you? Come to us!
— Я льечу! — задышливо отозвалась МакОлифф, подтягиваясь из служебного отсека.
— Ты глянь, какая она здоровучая! — восторженно
— О, да! — выдохнула «учителка».
Мужчины галантно уступили место женщинам, а чтобы не болтаться в воздухе зря, притянули себя к креслам и защелкнули ремни.
— Товарищи женщины! — ухмыльнулся Левицкий не без ехидцы. — Присоединяйтесь к нам! Все равно — последний маневр…
— Внимание! — ожил интерком, заговорив Пашкиным голосом: — Готовность! Приступаем к развороту и выводу на орбиту!
— Быстренько, быстренько! — беспокойно закудахтал Дроздов.
Рита дотянулась до ближайшего кресла, и усадила себя. Рядом села Наташа. Криста устроилась сзади, что-то шепотом наговаривая в диктофон.
Корабль еле заметно дрогнул, и Луна за иллюминатором плавно ушла вниз. За нею посыпались самые яркие звезды.
— «Заря» развернулась на сто восемьдесят градусов, дюзами по курсу, — спокойно комментировал Елисеев. — Сбросим скорость, и выйдем на орбиту вокруг Луны.
— Скорость — сорок пять километров в секунду… — забормотали динамики с легким прибалтийским акцентом.
— Двигатели — на торможение!
— Есть двигатели на торможение…
Риту повело вперед. Сопла, пыхая горячим водородом, осаживали корабль, и Луна снова вспухла за иллюминатором, став еще ближе, еще огромней. Колоссальные просторы больше не сливались в отраженном свете, размазывая подробности — зубцы каждого кратера выпирали четко и объемно.
После третьего витка, лишь только «Зорька» очутилась над обратной стороной, интерком довольно забубнил:
— Вышли на эллиптическую орбиту, близкую к расчетной. Пятьсот семьдесят два километра от Луны, скорость — два и три…
Тот же день, позже
Луна, Залив Радуги, станция «Порт-Иридиум»
— Перешли на орбиту снижения с апоселением сто пять и девять, с периселением пятнадцать и семь…
Скороговорки экипажа Рита слушала, как верующая — зовы ангелов. Впервые драгоценное счастье Пути она ощутила еще в малолетстве, когда с мамой и папой ездила к бабушке под Горький.
Плацкарт… Стук колес… Чай в подстаканниках… Пересадка в Москве…
Школьные годы смазали былой восторг, но он снова овладел ее душой в свадебном путешествии. Куба… Варадеро… Океан…
Незабываемо.
А потом была поездка в Париж. И полный комплект — «Железная дама» Эйфеля и кафе на бульварах, Елисейские поля, Нотр-Дам де Пари…
Отчего-то она решила, что подобное «детское» восприятие дороги увяло в ней, утратило остроту и значимость. Вторая поездка в Париж как будто доказала сей грустный факт — «момент счастья» не пузырился дофамином.