Приорат Ностромо
Шрифт:
Предъявив пропуск ЦК КПСС охраннику, Виктор Сергеевич вошел в просторный вестибюль, где гуляли аппетитные запахи.
Всё, как всегда. Слева — газетный киоск, за ним кассы… Справа гардероб — и лестница наверх. Ему не в общий зал, что на втором этаже, а на третий — в диетический. Туда ходит лифт, но нельзя же настолько распускать себя…
— Товарищ Гальцев?
Обморочная слабость окатила Виктора Сергеевича. Глянув на двоих бесстрастных мужчин в плащах и шляпах, он вытолкнул, изображая легкое нетерпение:
— Да, это я. В чем дело, товарищи?
—
— Позвольте… — возмущение застряло в горле.
Его корректно, но цепко ухватили под руки, и повели к черной «Волге».
Глава 12
Среда, 21 апреля. Утро
Камчатская область, Приморский
Когда я был маленьким, а по радио передавали сигналы точного времени, то частенько переживал за жителей Камчатки.
Дикторша спокойным голосом перечисляла города, уводя всё дальше к востоку: «…в Чите — двадцать один, во Владивостоке и Хабаровске — двадцать два, в Южно-Сахалинске — двадцать три, в Петропавловске-Камчатском — полночь».
Вот, думаю, бедные, вечно у них темно и спать пора! Потом я, конечно, разобрался в часовых поясах, но сожаление о жизни на краю света, куда «…только самолетом можно долететь», осталось.
Правда, Северный Транссиб упорно строится — по железной дороге от Архангельска через Воркуту, через Уренгой до Дудинки и Норильска поезда уже ходят. В новостях вчера передавали: магистраль от Якутска к Охотску и Магадану, и дальше, к дамбе Пенжинской ПЭС, прокладывается с опережением графика. Остается дотянуть пути до Петропавловска-Камчатского, и…
Суровые камчадалы, пропахшие вулканическими испарениями, воротя носы от надоевшего аэропорта Елизово, выйдут у новенького вокзала. Усядутся в купе скорого поезда «Петропавловск-Камчатский — Москва», и двинут «на Запад», к полузабытой родне, а в их багаже будут стукаться круглыми боками трехлитровые банки, доверху набитые отборной зернистой икрой…
Улыбаясь, я прогулялся по пристани. Вдалеке чернели подвсплывшие туши «Ясеней» да «Бореев», стреноженных швартовами; на близком горизонте дыбился заснеженный конус Вилючинского вулкана, а прямо передо мной, у причальной стенки, покачивались на мелкой волне ракетные корабли-экранопланы проекта «Сапсан».
Гражданских в порту, кроме нас, командированных по линии КГБ, я и не приметил — сплошь флотские. Это было, как строгое напоминание (для нас, впрочем, привычное) — городок Приморский и по-другому звался — «Петропавловск-Камчатский-50».
«Наш» экраноплан отбуксировали к отдельному пирсу. Пусковые установки «Ониксов» уже сняли с его округлой «спины», и теперь лишь двухствольные пушчонки «гэша» грозили врагу — в носу и на корме. Или в хвостовой части? Как правильно сказать? Если сзади вздымается здоровенный киль с рулями высоты и направления, а по бортам вытягиваются крылья, пускай и скромного размаха, то это морской корабль или воздушный?
Я кривовато усмехнулся, поскольку мог сравнивать.
Обшарпанный «Лунь», он же «Каспийский монстр», гнил на берегу у Дербента, позабыт-позаброшен… Горбач навредил армии и флоту куда разгромней Хруща.
«Но это в „Гамме“, — полез в гору мой тонус, — а у нас, слава Богу, „Альфа“! Или слава Мне?»
Насмешливо фыркнув, я зябко передернул плечами. Плюс пять, однако… Как в холодильнике. Местные кряхтят, довольно щурясь: «Теплынь!» Ага…
Ладонями я погрел уши, а когда отнял руки, уловил позывные «Звезды КЭЦ» — они неслись откуда-то со средней палубы «Сапсана». Видимо, свободные от вахты ставили программу на «повтор». Фибры моего нутра понимающе резонировали — сам трижды смотрел и пересматривал…
Нестерпимый блеск голого, жесткого Солнца и провальный мрак резких, точно лезвием исполосованных теней… Черный ветер пространства… И — мороз по коже! — рептильное лицо чужого…
Хоть «грации» и ругают своего «режиссенто», в профессионализме Левицкому не откажешь — снято мастерски, а смонтировано и вовсе талантливо. Главное, верится во всё до жути, до головокружения! В наше-то время, когда «Исидис» легко выдаст смоделированную картинку за истинный реал! Слава Наташе…
Недаром вся Европа, с Америкой на пару, на ушах стояла, покупая и перекупая «звездный» репортаж. Говорят, Кристу МакОлифф встречали в Вашингтоне, как Гагарина! Впрочем…
Ведь именно Штаты во время оно так и не пригласили «майора Гага» — обаятельная улыбка космонавта номер один запросто аннулировала бы все усилия чернушной пропаганды.
Зато шикарные снимки Риты и Талии, распустивших волосы в невесомости, попали на обложку журнала «Тайм», а Интерсеть переполнилась фотками обеих, анфас и в профиль. Самые последние — с аэродрома «Юбилейный». Не успел «Буран», подбросивший телевизионщиков до Земли, сесть — еще горячий, потрескивавший остывающими плитками теплозащиты — как набежала орда журналюг…
Разумеется, мы с Инной и сами не утерпели, помчались «back to the USSR», только встречали «героинь космоса» на выезде с аэродрома «Чкаловский» — у меня, «лишенца», отобрали все пропуска…
Ритка взахлеб делилась впечатлениями, время от времени мутузя меня, сидевшего за рулем — от избытка чувств или недостатка слов, а Наташа то и дело перебивала ее, выкладывая свою версию…
Подъезжая к Малаховке, обе умаялись. Мы их хорошенечко попарили в баньке, полуживых затащили в дом, где на них напали Юля с Леей…
Ну, и что? Три дня «звёзды КЭЦ» активно ленились — отъедались, отсыпались (регулярно нарушая режим сна в течение ночи…), а теперь уже Инка с Наташкой, как велел жребий, вылетели в Северо-Курильск. Готовиться к погружению на батискафе «Пионер» в Курильский желоб. «Бездна Тускароры» — так называлась новая передача…
— Шеф! — заорал Киврин, белозубо скалясь из люка на крыше «Сапсана». — Реактор стоит, как вкопанный, Корнеев с Вайткусом доделывают обвязку! Так что… Завтра можно вылетать! То есть, отплывать… Короче, сваливать!