Приручение одиночества. Сепарационная тревога в психоанализе

Кинодо Жан-Мишель

Поль начал анализ с интересом и серьезными намерениями. Тем не менее, год спустя он начал говорить мне, что работа все чаще мешает ему посещать сессии и что существуют профессиональные обязательства, которым он должен отдать предпочтение перед анализом. Он стал часто пропускать сессии. Поль никогда заранее не предупреждал меня о том, что не придет на следующую сессию; он говорил об этом вскользь, выходя из комнаты в конце сессии, как будто его пропуски не имели никакого отношения к анализу. Когда я поднимал этот вопрос на сессии, он обычно отвечал, что это вопрос профессиональных обязательств, который касается только его и не имеет никакого отношения ко мне. Столкнувшись с трудностью, а в действительности с невозможностью перенести этот конфликт в сферу наших отношений, я чувствовал все более выраженное раздражение в связи с отсутствием Поля и с его все более

частыми попытками оборвать анализ. Я ощущал все возрастающий гнев и, видя Поля, который не проявлял никакой заинтересованности в нашей работе, начинал думать, что, может быть, ему лучше полностью посвятить себя профессии и сделать выбор: приходить на сессии регулярно или оставить анализ.

Потом я осознал, что позволил ему вовлечь себя в его бессознательную игру, и я рисковал дать ему отставку точно таким же образом, как его предыдущие боссы или возлюбленные. Для меня стало ясным, что Поль спроецировал на меня образ шефа, грозящего уволить его: риск увольнения фактически исходил не от меня, а от него самого, и он неумышленно делал что-то, что бы могло заставить меня дать ему отставку. Я проинтерпретировал ему это с нескольких сторон, показывая, как он косвенно действовал на меня, не отдавая себе в том отчета. Он превращал меня в злого шефа, готового уволить его, или в возлюбленную, которая отвергает его, и эти формы поведения постоянно, с самого детства, проявлялись в каждых его новых отношениях. Полю было крайне трудно осознать, что он выбирал такое время для своих профессиональных встреч, которое приводило к частым пропускам аналитических сессий. Он был убежден, что эти совпадения по времени его профессиональных дел и сессий происходили сами собой, и это он воспринимал без протеста, совершая, таким образом, бессознательные действия, которые делали явным его тайное желание получить у меня отставку.

Этот конфликт в переносе был очень мучительным, поскольку представлял борьбу между ним (или его частью, так как он продолжал приходить) и мной по поводу того, что возьмет верх: фантазии или реальность. На протяжении этого периода, в конце почти каждой сессии, Поль говорил мне, что не придет завтра, приводя новые аргументы, извлеченные из «реальности». Зачастую я был под впечатлением реалистичности его обоснований невозможности прийти, а иногда ощущал себя бессильным со своими интерпретациями перед лицом «реальности» ситуации.

Однажды Поль сообщил, что принял предложение новой работы и в ближайшие дни собирается уехать в город, который расположен на расстоянии 300 км от дома. Вместо того, чтобы поддаться волне разочарования, которая угрожала подавить меня, я вновь проинтерпретировал, что он снова отыгрывает свое желание быть брошенным мной, и в конце сессии сказал ему: «До свидания, увидимся завтра», – одновременно думая, что если он действительно уезжает на днях, я больше никогда не увижу его. На следующий день, несмотря на его резкое заявление, Поль вовремя пришел на сессию и рассказал мне сновидение, темой которого был аборт, и после этого я больше никогда не слышал об отъезде.

Это важное сновидение пробудило в нем воспоминание: когда он был ребенком, мать несколько раз говорила ему, что пыталась прервать беременность, когда вынашивала его, а когда он родился, она сказала, что не хотела этого ребенка. Благодаря этому воспоминанию, связанному со сновидением об аборте, мы поняли, что, угрожая прервать анализ, бессознательно Поль превращал меня в аналитика-мать, который пытается избавиться от своего анализанда-ребенка. Все это вновь распалило гнев Поля в отношении отвергающей матери, которую он начал обвинять в том, что она разрушила его жизнь, забывая при этом, что все же она, хотя иногда и проявляла тенденции к отвержению, была любящей и заботливой матерью. Поль смог выразить свой гнев и обиду не только в отношении семьи, но и в отношении меня и «анализа», так что угрозы прервать анализ в реальности были заменены словесными угрозами, которые можно было интерпретировать и прорабатывать. Поль осознал, что сам играл активную роль в своих увольнениях; анализируя свои отношения с отцом, он смог понять, что отец сделал все возможное, чтобы удержать его, пока Поль сам не вынудил отца прогнать его. Он понял, что так же было и с женщинами, которые, в конечном счете, покидали его, поскольку он многократно проецировал на каждую их них образ матери, прерывающей беременность.

Все более осознавая свои фантазии и их сильное влияние на реальность, Поль стал лучше воспринимать внешний мир и свой внутренний мир и взаимоотношения между реальностью и фантазиями. Он смог четко разграничить, что относилось к прошлому, а что – к настоящему, и что делать с компульсивным повторением травматической ситуации, о степени реальности которой мы никогда не узнаем. Поль так же осознал, что ненависть к матери, связанная с ситуацией, в которой он чувствовал себя травмированным, мешала ему увидеть ее любящей и любимой матерью и что то же самое относилось к его чувствам к отцу.

9. Отыгрывание сепарационной тревоги

«Ты знаешь, – сказал Маленький Принц, – люди втискиваются в скоростные поезда, но потом забывают, что они ищут. Тогда они снова волнуются и ходят по кругу…»

Антуан де Сент-Экзюпери. «Маленький Принц»

Тесные связи

Эта глава посвящена тесным связям между сепарационной тревогой и отыгрыванием. Должен обратить внимание, что в данном случае термин «отыгрывание» употребляется в его оригинальном значении, определенном Лапланшем и Понталисом (Laplanche, Pontalis, 71967:4) без разграничения между отыгрыванием внутрь (acting in) и отыгрыванием вовне (acting out), как это делали некоторые авторы. В то время как существует достаточно много работ, посвященных различным аспектам отыгрывания вовне, публикации об отыгрывании, как проявлении сепарационной тревоги, менее многочисленны, учитывая то, насколько всеобщий характер имеет этот феномен. Это удивительно, потому что клинический опыт показывает, что частота отыгрываний значительно возрастает во время промежутков между сессиями, выходных и отпусков, особенно в случае непредвиденного перерыва – такого, как пропущенная сессия.

Я уверен, что взаимоотношения между сепарацией, отыгрыванием и переносом столь очевидны и знакомы психоаналитикам, что многие из нас привыкли интерпретировать их на практике, не уделяя внимания определенным техническим и теоретическим аспектам этих феноменов. Кроме того, обычно аналитики интерпретируют отыгрывание как признак появления вытесненного и, когда это случается в переносе, как «основной отказ признать этот перенос» (Laplanche, Pontalis, 1967, p. 4), но они оставляют без внимания время отыгрываний. С учетом времени, в силу их интенсивности и частоты, отыгрывания являются одним из основных проявлений сепарационной тревоги в психоаналитическом лечении.

Поэтому каждый случай отыгрывания, с помощью интерпретации, тесно привязанной к аналитическим встречам, содержит не только общие характеристики отыгрывания, но и специфические аспекты, связанные с сепарацией. Сначала рассмотрим это с клинической точки зрения, а затем – в свете теории.

Отыгрывание и сепарация в клинической практике

В качестве характерного проявления сепарационной тревоги, отыгрывание содержит в себе большинство описанных в предыдущих главах компонентов сепарационной тревоги, связанной с переносом. К ним относятся: невозможность признать связующие отношения с аналитиком, действия вместо мыслей, регрессивные тенденции и даже психическая дезорганизация, использование довербальных форм коммуникации, смещение аффектов (через проекцию ненависти, привязанности, идеализации и пр.) или частей Эго (через проективную идентификацию) на одного или нескольких других людей, кроме аналитика. Все это имеет бессознательную цель подавления и, кроме того, отрицания сепарации от аналитика и связанных с этим чувств. В целом, когда во время перерывов в анализе случаются отыгрывания, их целью, главным образом, является защита, а именно стремление избежать аффектов, вызванных повторяющейся сепарацией от аналитика, – то есть психической боли, тревоги и всей гаммы переживаний, связанных с этим феноменом.

Отыгрывание в связи с сепарацией может не только проявляться в широком разнообразии форм, но также возникать на любом этапе лечения, особенно при перерывах. Например, до или после отпуска мы часто обнаруживаем, что анализанд опаздывает или пропускает одну и больше сессий. Анализанд может перепутать даты отъезда и приезда и прийти до или после запланированного продолжения сессий, но только не в назначенный день и час, поскольку по бессознательным причинам он неправильно понял дату, названную аналитиком. Анализанд может назначить деловую встречу на время сессии в связи с желанием найти замену аналитику, выражая таким образом свое недовольство или другие многообразные чувства, бессознательные значения которых должны быть найдены в анализе.