Приручить дракона

Робертс Тиффани

— Так вот почему ты назвал себя Повелителем Мерцающих вершин? — тихо спросила Эллия.

— Да. Это был не титул, на который претендовали из гордыни, но который он заслужил. И я инициировал аналогичное завоевание Заброшенных песков. Оставался только один дракон лорд, которому предстояло принять мой вызов, и еще одно препятствие, которое нужно было преодолеть. Мой отец. Несмотря на его возражения, несмотря на протесты моей матери, я бросил ему вызов, и он не мог отказаться — драконы нелегко расстаются со своей гордостью, как я уверен, ты уже поняла. Несколько представителей нашего вида пришли, чтобы засвидетельствовать это. Я сражался со всем опытом и силой, которые приобрел за эти годы, подпитываемый немалой долей высокомерия — ибо я

был Фальтирисом Золотым, Фальтирисом Завоевателем, Повелителем Мерцающих вершин и вскоре должен был стать правителем Заброшенных песков. И несмотря на мою доблесть, несмотря на мой напор… он превзошел меня. Это стоило ему очень дорого, но он заставил меня уступить. Я не осознавал серьезности ран, которые он получил во время нашей битвы; моя уязвленная гордость ослепила меня.

В его груди раздался низкий, рокочущий звук, похожий на рычание, и его тело напряглось под ней.

— Это было через несколько мгновений после завершения нашего сражения, когда впервые появилась драконья погибель. Мы и раньше видели кометы в небе, но ни одной такой, как эта, — и ее последствия были мгновенными. Мы не были готовы. Ее влияние обрушилось на нас, красный жар поглотил нескольких из нас, и хаос разразился на песке пустыни. Обезумев от похоти, собравшиеся мужчины напали на мою мать. Она, я и мой отец яростно сражались с ними, но мы с ним устали от нашей битвы, и нас было меньше. Наших усилий оказалось недостаточно. Луна была запятнана кровью, как и песок. И хотя мы убили всех остальных, они разорвали мою мать, убили ее, и мой отец скончался от ран вскоре после того, как мы обнаружили ее безжизненное тело.

Эллия никогда не думала, что в его голосе может быть такая боль, такая печаль — это было намного больше, чем ярость и горечь, которые он проявлял до сих пор, больше, чем нежность и доброта, которые он начал проявлять к ней сегодня.

Она нахмурилась и подняла голову, встретившись взглядом с Фальтирисом.

— Должно быть, это было ужасно наблюдать.

Он убрал волосы с ее лица, заправил их за ухо и провел по нему подушечкой пальца.

— Это был всего лишь один ужас в мире многих, и все же я полагаю, что это было первое, что повлияло на меня. До той ночи я был силой, наводящей ужас на всю пустыню. Чего мне было бояться? И все же потом… Я не мог отделить свой страх от своего гнева. Они были слишком тесно переплетены. Я был в ярости, увидев, что драконье племя низвергнуто. В ярости оттого, что за одну ночь я потерял все, чего добивался веками. И я боялся, что тоже поддамся силе драконьей погибели. На это ушли сотни лет, но на этот раз это наконец одолело меня. Она, наконец, победила.

Эллия нахмурилась. В глубине души ее воображение разыгралось, пробуждая глубокие, сильные эмоции — представляя, что будет, если ее мать может умереть. Она никогда не думала об этом раньше. Телани всегда присутствовала в жизни Эллии, всегда была постоянной. Телани во многих отношениях была основой племени. Горе, которое почувствует Эллия, когда ее матери не станет…

Она не могла позволить себе думать об этом сейчас.

— Драконья погибель — это то, что ты называешь Красной кометой? — спросила она.

— Да, потому что это сделало то, чего не смогла бы никакая другая сила — это вызвало медленную смерть драконьего рода.

Эллия опустила взгляд на его подбородок и подняла руку, проведя кончиком пальца по костяным шипам, торчащим из его челюсти.

— Ни одно существо не лишено некоторой слабости, от самого могущественного дракона до самого крошечного насекомого.

— Драконы не должны были иметь таких слабостей, — сказал он, слова были пронизаны низким рычанием. — Я провел очень много лет после того, как комета пришла и ушла в поисках ответов, разговаривая как с драконами, так и с людьми. Истории всегда были похожи. Красный жар приводил существ в бешенство, самцы драконов стремились загнать самок, которые были спарены с другими. Ходили даже рассказы о обезумевших от

жары драконах, выискивающих человеческих женщин. Мы все знали, что брачные узы могут быть навязаны даже людьми, и поэтому редко подпускали людей близко. Я не хотел верить этим историям. Моя гордость была достаточно уязвлена. Я отказывался признавать, что драконья погибель заставляла мой вид активно искать эту судьбу, что это усиливало ту единственную власть, которую люди имели над нами. Ни у кого не было ответов, ни у людей, ни у драконов. Драконья погибель никогда не была замечена раньше, и никто не знал, какое проклятие она наложила на наш мир, никто не знал, какую власть она оказала на драконье племя. Даже сейчас, столетия спустя, у меня нет ответов относительно его природы. И с годами я спал все дольше и дольше. Какой смысл был искать ответы, которых не существовало? Годы, десятилетия… какое это имело значение? Почему я должен был рисковать в пустынном мире и вспоминать обо всем, что было потеряно? Часть меня, возможно, верила, что если я высплюсь достаточно, то переживу драконью погибель. Однажды я проснусь и никогда больше не увижу его дразнящий красный блеск, никогда больше не почувствую его влияния на меня.

— Ты спал десятилетиями подряд? — спросила Эллия.

— Да. Я проспал целые поколения твоего рода.

Свежие эмоции свернулись в груди Эллии, их было трудно расшифровать в уже существующей путанице. Было ли это… печалью? Чувство потери? Ее жизнь была тяжелой, и ей не раз приходилось бороться за выживание, но она также была полна стольких радостных моментов, стольких ярких воспоминаний. Ей было больно сознавать, что Фальтирис, несмотря на многие сотни лет, упустил так много из того, что она пережила менее чем за два десятилетия.

Она подняла руку и провела ладонью по его щеке.

— В чем смысл бессмертия, если ты проводишь так много времени во сне, прячась от мира? В чем смысл вечной жизни, если ты не живешь?

Брови Фальтириса опустились, и он нахмурился еще сильнее.

— Что ты знаешь о бессмертии? Как ты можешь даже притворяться, что понимаешь это?

Ей было бы легко воспринять оскорбление от его слов, от горечи, защиты и обвинения, пронизывающих их, но в его голосе было нечто большее, что не позволило ей обидеться. Уязвимость. В его тоне был лишь намек на уязвимость, намек на скрытое замешательство. Намек на зарождающееся осознание.

— Я не могу этого понять, — мягко ответила она, — но я знаю, что жила. Я дорожила тем временем, которое мне было даровано. Будь то десять лет или десять тысяч, зачем тратить их впустую? Зачем позволять времени утекать, как песку, просеивающемуся сквозь твои пальцы?

— Теперь у меня мало времени, чтобы тратить его впустую, независимо от того, как я намерен его использовать.

— Так что наполни это время осмысленно. Сделай это стоящим. Наверстай все те годы, что ты провел во сне.

Фальтирис тихо выдохнул через ноздри.

— Драконья погибель потрудилась над тем, чтобы драконье племя не знало ничего, кроме страданий.

— Мой народ тоже пострадал из-за этого. Как ты сказал, пострадал весь мир. Драконы были в этом не одиноки.

Плотно сжав губы, Фальтирис провел подушечкой большого пальца по ее скуле.

— Я подозревал такое, когда наблюдал, как эти города умирают, рушатся и поглощаются песками на протяжении долгих лет.

Брови Эллии нахмурились.

— Что такое города?

— Ты не знаешь? — спросил он.

Когда она покачала головой, он задумчиво хмыкнул.

— Это были места, где жили люди, — сказал он. — Твои предки, много поколений назад. Они построили десятки высотных зданий из камня и дерева, создав поселения, где сотни или тысячи из них жили и работали. Некоторые из этих зданий были выше, чем я был в своей естественной форме.

Так много людей… Эллия даже представить себе не могла, как будет выглядеть тысяча человек, сгруппированных вместе.