Присяжный
Шрифт:
– Я знаю! – вдруг заявил Сернен. – Ваш тайный покровитель не кто иной, как де ла Сутьер. У него отличные отношения с властями, он приятель префекта, который при каждом своем разъезде по департаменту хоть на несколько часов, да останавливается в Рокроле, он на дружеской ноге со знатнейшими из дворян. Я почти убежден, что именно ему вы обязаны дарованной вам милостью.
– Это возможно, – задумчиво ответила Гортанс. – Де ла Сутьер плохо знал моего брата, а вот кто-нибудь из его домашних мог просить за нас… Да-да, чем больше я думаю над этим вопросом, тем больше убеждаюсь, что наш покровитель действительно де ла Сутьер.
– В таком случае, – робко заметила Марион, – наш долг как можно скорее выразить ему нашу благодарность.
– Без сомнения, Марион, но де ла Сутьер, кажется, сейчас в отъезде.
– Он недавно вернулся в Рокроль, – сказал Сернен, – я знаю это потому, что вчера один из его слуг пришел в контору внести числившуюся за ним недоимку.
– Отчего бы нам тотчас не отправиться к нему, Гортанс, чтобы поблагодарить за теплое участие к нашей судьбе? Отсюда до Рокрольского замка не более полутора лье, это будет замечательная прогулка.
– Охотно, Марион, у нас мало друзей, и мы должны каждого благодарить за оказанные нам внимание и доброту.
– Если у вас мало друзей, – обратился Сернен к Гортанс с глубоким чувством сострадания, – по крайней мере у вас есть люди, которые останутся преданными вам навсегда.
– Мы с сестрой это знаем, любезный месье Сернен, – ответила Гортанс, протянув ему руку, – и никогда не забудем, какое сердечное расположение вы нам оказали.
Настала минута молчания, наконец Сернен заговорил:
– Вы намерены пойти в Рокроль. Нельзя не одобрить цели вашего посещения и того доброго намерения, которому вы следуете. Но не страшитесь ли вы длинного пути, который собираетесь проделать пешком, тем более что вам предстоит пройти по местам, связанным со скорбными воспоминаниями?
– Надо иметь достаточно силы духа, – ответила Гортанс, – чтобы смело взглянуть на тяжкое прошлое, когда велит долг. Впрочем, нам нечего опасаться на пути в Рокроль. Все здесь нас жалеют и любят, мы везде найдем помощь и покровительство.
Сернен более не возражал, и обе сестры, приодевшись на скорую руку, направились к Рокролю по дороге, которая шла вдоль речки.
Был пасмурный ноябрьский день. Черные тучи тяжело тянулись по небу, перед тем как ливнем обрушиться на обнаженную землю. Холодный ветер поднимал ворохи сухих листьев. Теплолюбивые птицы с их веселыми песнями давно уже улетели в дальние страны, остальные пернатые приуныли от пасмурной погоды. В это время года пахарю нечего особенно делать на полях, поэтому лишь изредка кое-где на горизонте виднелся человек, подгонявший длинной хворостиной упрямых быков.
Сестрицы Бьенасси молча шли по пустынным полям. Хотя обе были закутаны в длинные траурные одежды, они и теперь сильно отличались друг от друга. У Марион, одетой в крашеное черное шерстяное платье, был вид монахини. Гортанс даже в своем траурном костюме сохраняла врожденные грацию и изящество. Ее стройная талия еще лучше проступала благодаря черному шерстяному платью, широкая юбка которого, лишенная каких-либо украшений, развевалась по ветру глубокими складками. Ее бледное лицо лишь выигрывало от черной креповой шляпы, которая служила ему выразительной рамой. Бедная Гортанс страдала не менее сестры, но бессознательно повиновалась невинному желанию нравиться. Оно не покидает настоящих женщин ни при каких обстоятельствах, и именно оно придает им особую прелесть.
Мы уже сказали, что обе сестры шли молча, но они не смогли сохранить спокойствие, проходя мимо домика Франсуа Шеру. Двери и окна в нем были закрыты, на пороге уже росла трава, лачуга имела вид более чем когда-либо мрачный и ветхий. Увидев постройку, Гортанс отвернулась и хотела побыстрее пройти мимо, но Марион, наоборот, указав на убогое строение сжатым кулаком, произнесла:
– Вот там, сестра, жил гнусный убийца! Но правосудие отомстит за нас, и преступник вскоре будет наказан. Уверена, что Бог услышит мою молитву!
– Ты сама не понимешь, чего просишь, Марион, – возразила Гортанс. – Ты не подумала, что это не вернет нам милого брата?
Марион, которая дала увлечь себя чувству неумолимого гнева, глубоко вздохнула.
– Ты права, – сказала она, – да будет воля Господня!
Девушки были столь же взволнованы, когда подошли к ущелью возле брода. Наконец сквозь обнаженные деревья парка они увидели выбеленные конюшни и остроконечные шпили замка Рокроль. Спустя несколько минут они вошли в аллею из высоких старых каштанов. По мере того как сестры приближались к замку, мертвую тишину полей сменяли шум и оживление. Грациозные жеребята с длинными хвостами и развевающимися гривами резвились в парке. На дворе слышался топот лошадей, раздавались крики и песни конюхов, беспрестанно взад-вперед ходили слуги, и, поддаваясь этому новому впечатлению, девицы Бьенасси стряхнули с себя душевное оцепенение, которое тяготело над ними во время их продолжительного пути.
Войдя во двор, они не знали, куда направиться. Лишь однажды они были в Рокроле с братом и теперь не имели ни малейшего понятия, к кому обратиться с вопросом. Пока они колебались, Батист, в оранжевой куртке и с изящным седлом на плече, подошел к ним и поклонился.
– Если не ошибаюсь, – полюбопытствовал он, – вы сестры покойного сборщика податей? Вы, вероятно, хотите увидеть нашу госпожу? Она в городе: по словам господина, ей очень хорошо в монастыре, и она не торопится с возвращением.
– Будь ваша госпожа дома, мы с удовольствием повидались бы с ней, – ответила Гортанс, которая в важных случаях всегда брала инициативу на себя, – но мы хотим поговорить с самим месье де ла Сутьером.
– Господин в большой конюшне. Потрудитесь обратиться к Марианне, кухарке, там… в нижнем этаже господского дома, а я сейчас побегу доложить господину.
Сестры Бьенасси собирались уже последовать его советам, когда он прибавил:
– Я часто общался с вашим покойным братом, который превеселый был господин. Я, кстати, видел его незадолго до злополучного выстрела. Мне хотелось бы вас спросить…