Притворись моей
Шрифт:
– Давай уже как есть. Начинай!
Белецкому не терпится. Он напряжен. Черты лица как будто заострились. В глазах совсем не добрые искорки сверкают, там бесовский огонь полыхает.
Его выдержки не хватает и на четверть песни. Против правил я снимаю сначала трусики, и он сразу начинает трогать меня там. Очень скоро мои движения перестают быть похожими на танец. Футболку он с меня сдирает сам.
– Правда или действие? – хриплю, оставаясь абсолютно голой.
– Действие, – шепчет, жадно целуя грудь.
Мы оба
– Покажи мне, какой секс тебе нравится, – задыхаюсь и карабкаюсь на него сверху.
В следующие два часа жизни я узнаю о своем организме много нового. Получаю не только второй, но и третий оргазм, который на несколько секунд отключает мое сознание. Гарик даже немного пугается.
Мы останавливаемся только потому, что нужно освобождать номер, а вернувшись домой, закрываемся в квартире еще на три дня. Ставим телефоны на беззвучные и практически полностью выпадаем из социума. Игра из сериала становится любимой и очень сближает.
Так начинается мое лучшее лето.
Глава 24. Он самый лучший в мире
Это было в начале марта. Тяжелое серое небо за окном щедро посыпало землю ледяным дождем. Я лежала на кровати и пробовала одну практику, похожую на медитацию. В наушниках пели птички и журчал водопад, красивый методичный голос предлагал детально представить лучшую версию себя, погрузиться внутрь мечты. Я прикрыла глаза и увидела себя шагающей в легком платье по незнакомому городу. Теплый ветер приятно обдувал кожу, платье развивалось, я улыбалась прохожим и была абсолютно счастлива.
Красивая, смелая, уверенная в себе девушка, которой я стремилась стать, жила в неизвестном теплом городе всего в трех месяцах от того дня. Мы встретились с ней, как только подул летний ветер.
Этот июнь выдался необычайно жарким и ветренным. Во всех смыслах. Ночами я сгораю, а днем летаю. От любви. Один лохматый сероглазый гений круто апгрейдил собой мою мечту.
На мне шифоновое платье и улыбка на пол лица. Легкой походкой я иду из офиса в кафе на встречу с подругой. Немного опаздываю.
Мирослава приветственно машет рукой. У нее всего час, пока дети занимаются с логопедом.
– Выглядишь на миллион! – говорит вместо приветствия.
– Чувствую себя на два! – целую ее в щеку.
– О, а твой миллионер умеет инвестировать, – смеется.
– Он умеет все! Он самый лучший в мире!
– За это надо выпить, – машет официанту.
– Выпьем мы за тебя. С прошедшим! – расцеловываю, поздравляя с Днем рождения, который был три дня назад.
Протягиваю коробочку, в ней тоненький браслетик с ключиком. По глазам вижу, что узнает. Точно такой она дарила мне на пятнадцатилетие.
– Пусть у нас будут одинаковые, – показываю свой на запястье. – Я так счастлива, что ты у меня есть,
В глазах у Миры слезы, я с трудом сдерживаю свои. Мы дружили с первого класса, она была рядом, когда хоронили сестру. После школы наши пути разошлись, но как показала жизнь – лишь на время.
Мы долго обнимаемся. Потом она коротко рассказывает о своих мамских проблемах и требует подробный отчет об отношениях с Белецким.
– У нас настоящий роман, – докладываю. – Мы не расстаемся дольше, чем на час. Его квартира утопает в белых тюльпанах.
– А в остальном как твой айтишник? – смотрит заговорщически.
– По поводу ого-го и иго-го ты была права, – прыскаю.
Мы хихикаем и переглядываемся.
– Рада за тебя, красотка! Ты достойна такого мужика!
В ее искренности я не сомневаюсь. Мира всегда была прямой и честной. Поэтому и жизнь у нее складывается четко, правильно. Первая любовь перетекла в счастливое замужество, родились детки. У нее полно обыденных проблем, но она не сильно парится по мелочам и производит впечатление довольного жизнью человека. Рядом с ней тепло и доверительно.
– Знаешь, иногда кажется, что все это сон, – признаюсь. – Особенно по субботам. С ужасом думаю, что сейчас проснусь и окажусь в своей комнате. Мама на кухне готовит ужин, скоро приедет Владек…
– Ох уж этот твой жених, – закатывает глаза. – Ты отменила свадьбу? Как он отреагировал?
– Мы не общались. Я написала ему сообщение, но он никак не отреагировал. На следующий день позвонила мама. Плакала, ругалась, потом снова плакала. Сказала, что отец не хочет меня видеть.
Мира поджимает губы и качает головой.
– Ты рассорилась с самыми близкими людьми. Плохо.
От этого ее «плохо» во рту становится горько. Две недели засыпаю с мыслью, что у меня больше нет семьи, и каждый раз горечь течет по венам. На Владека мне плевать, но родители…
Я постоянно думаю о них. Вчера вспоминала наше первое лето в эмиграции. Мы отдыхали на Балтике, арендовали старую дачу рядом с пляжем, папа учил нас с сестрой плавать. А пару дней назад мы с Гариком завтракали в городе, заказали блинчики, и я вспомнила, как мама учила меня печь блины, а я, растяпа, обожгла ее сковородой. После ожога у нее остался безобразный шрам на запястье, но она совсем на меня не сердилась.
Удивительно устроена память. Когда тоскуешь, вспоминается только хорошее. Я очень скучаю по родителям.
– Они никогда не простят, что ослушалась и не примут мой выбор, – вздыхаю, всматриваясь вдаль.
– Глупости. Собственному ребенку можно простить все. Это я тебе как родитель говорю. Попробуй просто рассказать им, что ты чувствовала раньше и поделись, что чувствуешь теперь. Они должны понять, по крайней мере мама.
Вернувшись на работу, я бесконечно обдумываю эти ее слова. Времени на подумать у меня предостаточно.