Притворная дама его величества
Шрифт:
— С того дня, как я впервые переступила порог храма, я мечтала служить господу нашему, или ты не знаешь? — несколько раздраженно или даже заносчиво отозвалась Адриана. — Помогать сирым, утешать убогих, жизнью своей искупать грехи свои и чужие. — И тут же приняла деловой вид: — Пройдись-ка.
Я пожала плечами, но прошла от одной стены к другой, остановилась и посмотрела на Адриану. Та поморщилась, а потом что-то спросила меня на незнакомом мне языке.
— Отвечай же! — потребовала она, поняв, что я ничего выдавить из себя не в состоянии. А я, хотя понимала, что корчить недовольную рожу в присутствии госпожи мне не подобает и меня вполне могут за это высечь, ничего поделать с собой не могла. Я не только не понимала этот язык,
— Не хочешь? — странно спросила Адриана. — Святая Анна! Ты согласилась!
На что, хотелось заорать мне, но я, разумеется, так не сделала. Согласилась — на что? На что подписалась эта дуреха? Выучить иностранный язык? Быть проданной в рабство? Вряд ли здесь есть еще рабство, но кто знает, как тут шла история и какими дорожками…
— Мариза, ни отец, ни мать не могут перечить герцогине де Бри, — убежденно сказала Адриана, решив, что я заартачилась. — Ни отец, ни мать не настолько жестоки, чтобы вместо дома божьего отправить меня ко двору. Но ты — ты согласна! Разве же нет?
Я могла как замотать головой, так и кивнуть. Если бы я понимала, о чем идет речь. Кроме того, что Адриана настроена принять монашеский постриг, а родители только за. Странные, но… Карьера в монастыре не так уж плоха, если я правильно помню.
Королевский двор? Вот это точно не самый выгодный вариант.
— Мы ведь похожи с тобой, — продолжала Адриана, и вид у нее был уже не настолько идеальный и благостный. Мелкая пакостница, споткнувшаяся о чужую волю, так-так. — Тебе всю жизнь или ходить за матушкой и сестрами — или выдать себя за меня. У тебя будут деньги, мы не так и богаты, но хоть что-то… А там кто знает, как повернется твоя судьба? Герцогиня оказывает нам великую честь, принимая одну из нас при дворе. Это для меня огромная честь, что говорить о тебе?
Для меня, про себя повторила я. Девица разом поставила меня намного ниже того положения, которое занимала сама, но это мелочи. Сама она ко двору не стремится. Королевский двор. И если хоть немного правда то, что я читала в интернете, а не в приключенческих романах Дюма — ничего странного, что родители этой мелкой лицемерки, да и она сама, предпочли, чтобы она сидела в монастыре.
Похожи, мы с ней похожи. Адриана еще что-то говорила, а я рассматривала ее. Себя мне пока увидеть не удалось, да не очень-то и хотелось. Миловидная, темные волосы, темные глаза, аккуратный бюстик. Я вспомнила историю Анны Клевской — какие времена, фотографий нет, в наличии только художники с самомнением, сунь, собственно, приукрашенный парадный портрет любой крокодилицы королю, тому придется жениться на том, что сунули, иначе дипломатический скандал и конфуз. Но то женитьба, до Анны была еще одна Анна — Болейн, и как бы планы ее завели аж на плаху. А куда ей было деваться? С одной стороны — озабоченный Генрих Восьмой, с другой — собственные амбиции, а уж как повернулось — второй вопрос.
Мне предстоит быть кем-то вроде несчастной мадемуазель де Ла Вальер. Она, кажется, рожала в проходных комнатах Лувра под брезгливые взгляды Анны Австрийской. Месье Дюма деликатно этот момент обошел, зато историки сохранили и интернет добродушно поведал об этом интересующимся.
— Я могу поехать с вами в монастырь, мадемуазель? — быстро спросила я. — Я передумала, я не хочу во дворец.
Я умела оценивать ситуацию и принимать решения моментально. Монастырь? Кто сказал, что там плохо? Работа, молитвы, а с другой стороны — защита церкви и короля, собственные земли, имущество, пожертвования и — собственное производство. Кем я могу со своими навыками стать при дворе — понятно, вопрос, надолго ли и после каких по счету родов — и от кого — я отправлюсь на кладбище. Кем я могу стать в монастыре? Кем угодно, от кастелянши до огородницы, потому что я принесу деньги, а значит, меня будут ценить. Я могу вспомнить хоть какую-то медицину из той, что у нас считалась элементарной. Я могу открыть фельдшерский пункт или детскую школу, если она здесь, конечно, нужна. Я могу наладить любые каналы сбыта — и мать-настоятельница на меня уже станет молиться. Так что лучше: спокойная жизнь среди увлеченных молитвами дам, где до меня не будет никому никакого дела, или непредсказуемый двор, не при будущей монахине будет он назван другими словами?
В монастыре будет точно теплее, чем здесь. Да что говорить, в это адово время монастыри — колыбель науки и просвещения.
Мне было над чем поразмыслить, когда я осталась одна. Как я понимала — это совсем ненадолго.
Адриана не стала со мной обсуждать варианты. Да, мои опасения подтвердились, здесь, в этом мире, я была никем — у меня не было ни желаний, ни мнения, ни собственно жизни. Даже не мелкая сошка — здесь барахло берегли больше людей и лошадь ценили выше.
Зато мое глупое тело радостно согласилось заменить эту чванливую монашку. Нужны ли в монастыре такие гордячки и что об этом говорит местная религия, я не бралась судить. Наша история говорила — можно жить многим лучше, чем при троне. Черт, черт, черт…
Мое тело согласилось заменить собой девицу, которой какой-то родственник или покровитель выбил тепленькое место при королевском дворе. Зачем ему это все было нужно? Возможно, и даже скорее всего, какие-то интриги и козни, в которые меня даже не посвятят, а так, пнут и выкинут, если не похоронят. Мой мозг, который мироздание оставило мне, был с этим решением не согласен. К черту двор, у меня еще вся жизнь впереди, и кто бы знал, как я в общем-то успела устать от многого, особенно от людей, облеченных властью.
От многочисленных проверяющих до крупных чиновников. К счастью, мой бизнес был абсолютно не тот, чтобы он мешал кому-то в политике, но сколько раз я была свидетелем, как вчерашняя клиентка, лениво или же увлеченно рассматривавшая каталоги и совершенно не смотревшая на цены, сегодня не брала телефон или — что реже намного — говорила вполне откровенно, что не будет выкупать этот заказ. Вчера — супруга богатого бизнесмена, сегодня — жена разоренного человека, вынужденная вспоминать, как готовить борщи, и запоминать, по каким дням акции в ближайшем супермаркете. Все из-за того, что деловые отношения с властью чреваты, для начала, угрозой со стороны конкурентов.
Нет, нет. Я слишком устала от этого в прошлой жизни.
Глава четвертая
Я не хочу ни развлекать, ни развлекаться, ни постоянно оглядываться, не подсыпал ли мне кто куда яд. Считаться со мной будут в том случае, если у меня будут деньги, это правило работает во все времена. Пусть это будут всего лишь купцы из соседних палаток и домовладелец. Но принимать решения буду я, а не девица с громким титулом.
Что мне делать? Замок в лесу, здесь, конечно, есть угодья и огороды, но вряд ли мне кто позволит поднимать сельское хозяйство вместо того, чтобы крутить шлейфом перед принцами. Затронуты интересы семьи, пусть пока я не знаю, каким образом они собираются выдать меня за эту заносчивую двуличную дрянь.
Что у меня есть? Ничего, кроме этих шмоток. И хотя они стоят немало, я не смогу их вынести и продать. Физически я вынесу все, но люди заметят.
Чего у меня нет, если идти от противного? Обязательств. Я здесь никого не знаю и знать не хочу, у меня ни к кому здесь нет чувств и привязанностей. Я чужая — вот мое преимущество. Решено — мне надо бежать и раздобыть хотя бы немного денег.
То, что я задумала, сопряжено было с риском. Даже с риском того, что кто-то войдет и увидит, чем я занята, а занялась я тем, что осматривала шмотки в поисках того, что я смогу унести незаметно. Воровство? Я не испытывала ни малейших угрызений совести. У тех, кто готов положить тебя на алтарь и вогнать нож в сердце, не постыдно украсть для того, чтобы на этот алтарь не лечь.