Притяжение II
Шрифт:
– Теперь объясни, что здесь произошло. Я ничего не понимаю. О каких детях ты говорила?
Одри побледнела. Имеет ли она право рассказать? Нет, не так. Имеет ли она право утаить сейчас эту информацию?
– Перед выходом Амелия рассказала, что видела встречу Шарлин с какой-то женщиной. И незнакомка проговорилась, что у нее похитили сына. Я так понимаю – это была нотариус, заверившая вашу подпись под заявлением о смене директора Тринити.
– Вот почему она отказалась сотрудничать. Ее запугали! – осенило мужчину.
– Именно, – подтвердила Одри. – И, мистер Эллингтон… я не должна
Она замешкалась, наткнувшись на непонимающий взгляд.
– Во-первых, я подслушала под дверью. И именно поэтому позвала вас. Кристофер угрожает родителям Амелии. Она же любит вас. Господи, да она жить без вас не может и, поверьте, останься Кристофер единственным мужчиной на планете, она бы даже не посмотрела в его сторону!
– Я это знаю, – виновато улыбнулся Генри.
– А во-вторых… поздравляю, – слабая улыбка. – Вы… вы станете папой, мистер Эллингтон.
– Что? – опешил Итан. – Амелия беременна? Как? Когда?
– Ты, правда, не знаешь, как, Итан? – вспылила женщина.
Мистер Эллингтон немигающим взглядом смотрел на женщину. Затем, не изменившись в лице, набрал номер.
– Бернард. Дом родителей Амелии под круглосуточную охрану. Немедленно. Возможно сопротивление. Команду наблюдения ликвидировать. Миссис и мистера Уэйнрайт доставь в Розу. Понадобится – примени силу, и глаз с них не спускай. Дай отмашку копам. Пусть описывают офисы Аллен ФинГрупп и арестовывают счета. Да. Еще одно. Он похитил сына нотариуса. Миссис Гулинер. Займитесь этим вопросом. Верните ребенка. Тогда она даст показания. И, Бернард, – он помолчал, а потом, улыбнувшись новой, совершенно новой скромной улыбкой, добавил. – Я стану папой…
– Я знаю, мистер Эллингтон. Поздравляю.
– Что значит, знаешь? И не доложил?
– Мисс Уэйнрайт не велела. Это личное. Все будет сделано.
Тишина. Только едва слышно гудел фонарь, озаряющий стоящих в кругу света Одри, Итана и мистера Эллингтона желтоватым светом грядущих перемен.
– И что теперь? – женщина прорвала тишину.
– Теперь я сотру Кристофера Аллена в порошок, – улыбнулся Генри и, развернувшись, оставил Одри с Итаном наедине со своими мыслями и страхами.
* * *
Кристофер втолкнул меня в апартаменты. Неприятно пахнуло цитрусом, дорогими кубинскими сигарами и алкоголем. Темноту развеял слишком яркий, почти голубой свет огромной вычурной люстры, распространяющей по потолку железные лучи практически на протяжении всей гостиной, в которой я и была оставлена. Телефон у меня отобрали. Сумочку тоже. На мне осталось лишь концертное платье и туфли. Уверена, одежда задержится на мне недолго. Жаль, я не умею, как отец, собрать радио из двух проводков и пульта от телевизора. Уверена, что он использовал что-то еще, но мне даже этого хватило, чтобы понять – подобные забавы не для меня. Сейчас как никогда жалею, что всегда росла аленьким цветочком, больше поддаваясь влиянию доброй матери, которая настаивала, что доброта – не только украшение для леди, но самое сильное средство, способное противостоять любому злу. Как добро может противостоять такому злу, как Кристофер Аллен? Хотя, если вдуматься, есть в этом доля рационального. Если я буду строптивой, он причинит мне вред. А если выполню его требования – останусь живой, и, возможно, смогу спасти родителей и горошинку.
Оказывается, он давно стоял в дверях и наблюдал, как я, обхватив руками плечи, слоняюсь по гостиной.
– Нравится? – улыбнулся мужчина, протягивая мне стакан с темной, почти черной жидкостью.
– Спасибо. Не пью.
– Выпьешь, – поставил на журнальный столик, свой стакан осушил залпом и, шумно выдохнув, примостил рядышком с моим.
– Кристофер, мы с вами не враги, – мягко начала я, присаживаясь на диван. Чтобы не дать ему простора для рук и фантазии. – Я отдам акции, но жениться? На мне?
– Понимаешь, Амелия, – он присел рядом и, положив свою руку прямо за мной на спинку дивана, навис угрожающе близко. Все внутри стянуло паутиной страха, а паук вот-вот накинется и высосет из меня все соки. – У меня есть все. Положение в обществе, деньги, связи, женщины, уважение, – я презрительно хмыкнула на последнее замечание, но быстро взяла себя в руки. – Но нет наследников. В моем возрасте пора об этом задуматься.
– Но вы же не любите меня.
– А кто говорит о любви? – он неподдельно изумился. – Ты принадлежишь Генри. А я уничтожу все, что он любит и все, что ему дорого!
– Что он вам сделал? – я не понимала, что может сделать человек, чтобы заслужить столь всепоглощающую ненависть.
Мужчина усмехнулся и провел ладонью по моему лицу. Не знаю, планировался ли жест пошлым или нежным, но не вызвал ничего, кроме внутреннего содрогания.
– Мы соперничали с университета, но он всегда был на шаг впереди. Более высокие баллы, награды, лучшие места, лучшие девушки. После университета – лучшие контракты. Но он не заслужил всего этого! Я столько трудился, чтобы достичь высот! Я выстраивал свою компанию с нуля…
Знаю я эти нули. Он имеет в виду, бесчисленное количество нолей после единицы, которые достались ему в наследство от бывших жен.
– И что вижу? О Тринити, а не Аллен ФинГрупп пишут международные издательства. Он входит в десятку самых влиятельных, по версии Форбс, а не я.
– Можете не продолжать, я поняла. У вас уязвлено самолюбие.
Меня прожгли взглядом. Насквозь. Я даже физически это почувствовала.
– Ты хорошенькая. Пожалуй, я не прогадаю, женившись на тебе. Уверен, трахать тебя очень приятно, – он смял мой подбородок ладонью и покрутил мою голову в разные стороны. – Внешние данные… имеются. Подправим нос, слега поработаем с разрезом глаз, ботокс, макияж, косметолог. Ты будешь смазливой красавицей, достойной своего мужа.
От услышанного у меня перехватило дыхание, а в области желудка встал ледяной ком. Если подобная участь ждет его потенциальную жену, мне заранее жаль эту женщину. Никакие деньги мира не способны заставить меня стать его наложницей. Предать себя. Продаться. Как только Одри могла находиться в его обществе?
– Раздевайся, – приказал он, развалившись на диване и расставив широко ноги.
– Что, простите? – ужас сковал мое тело, не позволив даже шелохнуться.
– Я сказал. Раз-де-вай-ся, – расплываясь в самодовольной улыбке, протянул он. – Хотя, постой!