Притяжения [новеллы]
Шрифт:
Жеф метался во сне, колотя кулаками по матрасу. Стена над ним растрескалась под слоем краски — как будто волны его кошмара сотрясали здание. Теперь вместо Ребекки в его руках билась Сесиль. Железный лист. Потом снова Ребекка. Голубь. Железный лист. Голубь. Мертвый взгляд девушек. Живые глаза на ржавчине.
— Ужинать пора! К столу!
Жеф подскочил, сел на койке. Сторож отпер камеру, вошел с подносом.
— Простите, что разбудил, но сосиски остынут. Я вам приготовил к
— Класс, — пробормотал Жеф, с трудом выныривая из сна.
Люсьен Сюдр поставил поднос, положил прибор, добавил:
— Оставалась вчерашняя баранина, но я отдал ее собаке.
— Хорошо.
Старик посмотрел на него внимательно, с тревогой.
— Тела ведь не найдут, да?
— Не найдут.
— Но… как вы сможете остаться здесь? Вы предъявите им доказательства?
Старик сказал это с мольбой в голосе. Его красные глаза и дыхание выдавали алкоголь, но и что-то другое трепетало в нем сейчас. Вера. Потребность верить.
— Да. Я предъявлю им доказательства.
— И они не снесут нашу тюрьму?
— Нет, Люсьен.
Успокоенный, старик поднял голову — посмотреть, как подвигается фреска на потолке.
— Еще красивее, чем было в комнате для свиданий. Ну ешьте же, остынет.
Увидев, что Жеф смотрит в пустоту, он почувствовал себя лишним и вышел.
— Я потом приду забрать поднос. Приятного аппетита.
Сидя на койке, устремив взгляд куда-то за стены камеры, Жеф выстраивал сцену. И мало-помалу начинал улыбаться.
Маятник над фотокарточкой подростка висел неподвижно. Опершись локтями на кухонный стол, полная женщина продолжала размывать свои страхи потоком успокоительных слов:
— Он сказал, что вернется в шесть, он знает, что я беспокоюсь, если он запаздывает, с моей грудной жабой… он старается не огорчать мамочку, ему всего шестнадцать с половиной, но девушки к нему уже так и липнут, слава богу, он серьезный мальчик, наверно, его преподаватель задержал, он так хорошо учится…
Не открывая глаз, Шарли нахмурилась и отложила маятник.
— Вы его видите? На нем была рубашка в клетку, синяя с черным, и брюки, которые я ему…
— У него есть собака?
— Нет, что вы… У него, бедняжки, астма…
— Я вижу двух молодых людей… белые одежды… в церкви…
— Симон? — изумилась мать. — В церкви?
Шарли с раздражением открыла глаза.
— Нет, не Симон… Я не могу на него настроиться, извините… Но с ним все хорошо.
Она вернула женщине двадцатиевровую банкноту.
— То есть как это, «все хорошо»? Он ведь не с этой девкой, Бенедикта ее зовут, долговязая патлатая блондинка, вульгарная донельзя?
— Да оставьте вы сына в покое! Дайте ему жить своей жизнью, черт побери!
Шарли локтем отодвинула фото, снова опустила веки и прикрыла глаза рукой, чтобы прояснить картину, распадавшуюся на цветовые пятна. Это была камера Жефа, как описала ее следователь. На металлическом шкафу хлопал крыльями голубь. Камера была пуста.
Примерно в это же время Жеф, доев ризотто, встал. Он подошел к шкафу и отодвинул его влево, открыв портрет, над которым работал, — в полный рост, в натуральную величину. Это была Дельфина.
— Перед тем как прийти с повинной, он оставил все свои картины на хранение одному антиквару в квартале Барбес. Вот этот жук и наводняет рынок. Если все шестьдесят пять картин будут одновременно пущены в продажу, цены рухнут. Надо что-то делать, мэтр.
Пьер Анселен побарабанил пальцами по многофункциональному рулю своего «БМВ» и опустил стекло со своей стороны: его раздражал лавандово-пряный запах, которым благоухал искусствовед.
— А что я могу сделать? Он отказывается от адвоката.
Эмманюэль де Ламоль глубоко вдохнул и, соединив ладони, выдохнул воздух между пальцами.
— Не будем темнить, дорогой мэтр. Феномен Элиаса грозит не сегодня завтра пойти на спад, даже японцам скоро может приесться, а я вложил в него немало. Если вы добьетесь, чтобы он подписал эксклюзив галерее, которую представляю я, получите три процента с продаж. Считайте, что это задаток, — добавил он и положил на приборную панель пухлый конверт.
Пьер Анселен включил мотор.
— Я ничего вам не обещаю, но о свидании следователя попрошу.
— Вам и карты в руки, я полагаю. Моя галерея также весьма заинтересована в двух «портретах преступления», как их называют в прессе. «Притяжение» и «Притяжение-2». Хочу подчеркнуть: торговаться не стану. Всего доброго.
Он вышел из «БМВ» и сел в свой «порше». Пьер Анселен достал мобильник и нажатием одной кнопки набрал занесенный в память номер. Дельфина ответила после второго гудка.
— Это я, ты занята?
— Да.
— Не хочешь сегодня со мной поужинать? — спросил он воркующим голосом с сексуальными нотками, перед которыми не могли устоять присяжные.
Дельфина, только что припарковавшая машину в пригородной зоне Бобиньи, ответила, что уже приглашена.
— Кем же?
— Да какое твое дело? Ты сам сказал, что уходишь от меня — ладно. Так не спрашивай каждые четверть часа, что я без тебя делаю, черт побери!
Она выдернула из уха наушник и выключила телефон. Потом уставилась на него, удивляясь своей реакции.