Приватный танец
Шрифт:
— Как мы будем видеться?
— Об этом я и хотела сказать, но твое грустное личико тронуло меня до боли в груди, и я как маленькая девочка, расплакалась, — она вытирает слезы, свои и мои, — пора вставать, обед уже на дворе.
— Обед? Я столько спала? — сажусь на кровати, — я быстренько приму душ, и приду.
— Да у нас много дел сегодня, нужно будет чемодан тебе собрать. И главное ничего не забыть, — в дверь стучат очень громко, и я понимаю, что это отец. Содрогаюсь, начинаю дрожать, будто он все знает и сейчас накажет.
— Мы вас
— Сейчас.
— Так женщина! — говорит грубым голосом, — выходите, у меня нет терпения. Я жду сейчас же.
— Ладно, — говорит мама и тянет меня за руку к двери.
— Не надо мама, — я прощу молящим голосом, дергаю руку, будто за дверью меня ждет горячая сковородка, которой меня сейчас огреют и заставят лизать ее, как в аду.
— Дочка на минутку выйди, — просит спокойным голосом мама, — потом остальные дела.
— Мама… пожалуйста не надо… — дверь перед моим носом открывается и я вижу улыбающегося папу и Самира.
Самир стоит с маленькой коробочкой в руке, которую тут же, как только видит меня, протягивает ее мне.
— Это тебе! Открывай!
Меня трясет так, что я не сразу могу удержать тяжеленькую коробочку.
— Что это? — спрашиваю полными слез глазами, потому что не достойна ничего хорошего.
— Открывай! — требует отец, и я открываю.
Новый серебряные телефон, известной марки.
— Это чтобы видеть нас каждый день! — говорит довольная мама, — там уже есть сим карта.
Я всхлипываю, но не смею обнять отца своими грязными руками, а так хочется.
— Спасибо… не стоило..
Отец обнимает, крепко прижимает меня, плачущую, к себе, целует макушку.
— Вот чего ты ноешь? — сердито спрашивает Самир, — нет я никогда не пойму ваших соплей! Тебе купили такой офигенный телефон, а ты ноешь! — этим высказыванием он вызывает у всех смех.
— Самир, поаккуратнее с выражениями! — говорит отец, — так все, — гладит мои волосы, — хватит сопли распускать, а то гляди утопишь нас перед отъездом, давай приводи себя в порядок, собирай вещи, на рассвете выезжаем.
Глава 4
Все события, одно за другим, разворачиваются так, что мне не остается времени на слезы и переживания.
После того, как мама заставляет меня есть лепешки с сыром и мясом, приготовленные ею, мы начали в суматохе собирать мои вещи. Я не понимала, к чему так суетится, но мама иначе не может. Любые события в нашем доме — это паника, спешка и суета.
Собрав все необходимые вещи в чемодан, мама просит подождать и куда-то уходит. Возвращается с большим пакетом. Когда она достает оттуда новые кружевные комплекты нижнего белья, несколько штук, колготки, носочки, большие, красочные платки, которые я всю жизнь терпеть не могу, костюм из лосин и длинной туники, пару платьев в пол, с рукавами по локоть, я удивляюсь.
— Мама, откуда это все? — я перебираю все, разглядываю и складываю в чемодан,
— Пока ты спала, — подмигивает мне, — смотри Асият, — она грустно вздыхает, садится на мою кровать, подзывает меня к себе, я сажусь рядом, — то что ты будешь находится далеко от дома, не значит, что ты должна забыть наши обычаи и устои.
— Мама..
— Тихо, просто выслушай. Не смотри ни на кого, и не сравнивай себя ни с кем. Ты есть такая, какая есть, такой и оставайся. Не ходи на поводу каких-то там подруг, не ходи в сомнительные места, и тем более, не пей ничего спиртного, даже энергетики, если будут уговаривать, поняла?
— Мама, я уезжаю учится, а не гулять.
— Если ты видишь, что компания, куда тебя зовут, сомнительная или развратная, вообще, даже не подходи. Дружбу заводи только с хорошими девочками. Которые не ходят в полураздетых одеждах, — при этом она каждый раз издает печальный вздох и смотрит грустным взглядом, — и не курят, — она хватает за голову, — я так переживаю, уже жалею, что отпускаем тебя учится! Надо было замуж выдать, и все. Создала бы семью, родила бы нам внуков, было бы намного лучше, чем эта учеба.
— Не переживай мама, я не подведу вас. Обещаю, — она обнимает меня, потом отстраняется, — надо намазать зубной пастой эти болячки, — она смотрит на мои губы, — опухоль вроде бы сошла, а болячки еще не зажили. Твоя бабушка всегда мазала наши губы зубной пастой при малярии, — она опять уходит, возвращается с зубной пастой, — и почему я сразу не вспомнила, про это чудодейственное средство, — с этими словами она наносит мне на болячку злополучную пасту.
— Мама! — я визжу, точнее скулю, настолько она щиплет, жжет мои болячки. Слезы сами проступают на глаза, я выбегаю из комнаты, бегу в душ. Умываюсь, смываю губы и радуюсь, что сию минуту проходит невыносимое жжение.
— Дочка, — только сейчас замечаю, что все это время мама стояла сзади.
— Мама так ужасно болело, жгло, невыносимо, — я продолжаю плакать, больше от обиды за свои истерзанные губы.
— Прости, я не знала, что будет так больно, — мама гладит волосы, заправляет непослушную прядь за ухо, — по дороге в столицу, заедем в какую-нибудь аптеку, купим мазь, чтобы быстрей заживало, — я киваю, успокоиваюсь.
После сборов чемодана, мы с мамой идем на кухню. Говорим ужин, и печем кучу пирожков с различными начинками, нам на дорогу.
Самир только ходит, ничего не делает, кроме как мешает и “дегустирует” пирожки, важно причитая, что чего-то не хватает. Мы с мамой смеемся, а он в это время, в гостиной уговаривает отца поехать с нами.
А к вечеру начинается настоящий кошмар. У нас дома собираются почти все соседи, тети и дяди, которые приходят прощаться со мной, будто меня забирают в армию. У нас дома начинаются настоящие проводы, и к концу дня ни остается ни одного пирожка.
Мама смеется, а папа обещает по дороге купить все, что только мы захотим.