Привет эпохе
Шрифт:
БЕНДЕР СОБСТВЕННОЙ ПЕРСОНОЙ
Ленинградский Большой драматический театр (БДТ) гастролировал в Ташкенте больше месяца. Билеты на все спектакли раскупили заранее, на людей, подходящих к театральному подъезду с заветными билетиками, смотрели как на небожителей. В нашей редакции была создана специальная группа по освещению в газете спектаклей. Мне поручили написать рецензию на спектакль «Энергичные люди», где в главной роли был занят блистательный Евгений Лебедев, народный артист СССР. Спектакль обличал жуликов, стяжателей и иного рода проходимцев, высвечивал, как тогда принято было говорить, социально острые проблемы, обнажал изъяны тех, кто не желал жить в строгом соответствии с моральным кодексом строителя коммунизма. Впрочем, забегая вперед, скажу, что все мудреные и холодные как камни слова я узнал только
Мне, как журналисту, была выдана контрамарка, сидел я в проходе на каком-то приставном колченогом стульчике, но счастлив и этому был безмерно. Блистательная игра актеров, особенно Евгения Лебедева, исполнявшего главную роль, захватила меня настолько, что свой репортерский блокнот я даже из кармана достать забыл. Короче, спектакль закончился, а в блокноте у меня не было ни единой записи. Вот тогда-то мне и пришла в голову мысль составить рецензию на спектакль из общественного мнения тех зрителей, которые его посмотрели. Так впоследствии рецензию и озаглавил: «Общественное мнение».
Я устремился в театральное фойе, открыл наконец блокнот и стал приставать к зрителям, хлынувшим из зала, с вопросами. Надо сказать, что отвечали мне охотно и обстоятельно – спектакль, судя по реакции, понравился всем. Ничего предосудительного в таком необычном подходе к заданию не обнаружив, мой тогдашний заведующий отделом подмахнул рукопись и материал, как говорится, пошел в набор. Но на ближайшей редакционной летучке, слово взял завотделом партийной жизни, один из старейшин нашей редакции, и скрипучим голосом возвестил о том, что у нас-де произошло ЧП – на страницах крупнейшей в республике газеты, являющей собой рупор Центрального комитета партии, появился материал авторитет той самой газеты дискредитирующий. Дальше я как раз и услышал слова о моральном кодексе строителя коммунизма, ну и все иные термины, которые в моей рецензии как раз-таки и отсутствовали. В результате я получил «выговор без занесения», от театра, а вернее написания рецензий меня тут же отлучили, а вот контрамарку в бреду праведного гнева изъять забыли. И тогда я решил, что раз из меня не вышел театральный критик, вернусь-ка я к привычному своему репортерскому ремеслу и займусь интервью. Свой выбор я остановил на Сергее Юрском, в которого просто влюблен был после экранизации «Золотого теленка», полагая, что лучшего Остапа Бендера на экране не было, нет, и не будет. Я отправился на спектакль, в котором был занят Юрский, после окончания зашел за кулисы и договорился с актером о встрече на следующий день. Мы встретились в гостинице, у Юрского был выходной, он никуда не торопился, во времени меня не ограничивал, а напротив, сам задавал много вопросов, интересовался жизнью в Узбекистане. В конце разговора я осмелел и сказал, что хотел бы пригласить актера к себе домой на плов. Юрский долго и пристально на меня смотрел, выдерживая, видимо, классическую театральную паузу, потом с расстановкой произнес: «Если только на плов, то – согласен».
– Конечно, на плов, чем же еще угощают в Узбекистане, – поспешил я его заверить.
– Ну, угощать здесь умеют, – усмехнулся Юрский. Дело вот в чем. Я в Ташкенте уже три недели. Периодически меня после спектакля отлавливает какой-нибудь старый еврей и приглашает на плов. Я соглашаюсь, прихожу и тогда мне говорят: «Знаете что, Сергей, плов в Ташкенте продают на каждом углу и удивить пловом не возможно, а вот мы приготовили специально для вас фаршированную рыбу». Я в гогстях, мне возражать неловко, я ем действительно вкусную рыбу, благодарю и ухожу. Потом меня снова куда-нибудь приглашают на плов, потчуют каким-нибудь очередным, специально для меня приготовленным, блюдом, ну и дальше все как обычно. В общем, плова я до сих пор так и не попробовал.
– Будет плов, можете не сомневаться, – твердо пообещал я.
Жил я тогда на окраине города, в крохотной комнатушке и решил, что такого именитого гостя в моих условиях принимать неловок. А потому отправился к отцу, у которого была вполне пристойная квартира, к тому же в нормальном районе. Когда мой папа услышал, что завтра к нему в гости пожалует сам Юрский, он не сразу даже мне поверил. Это был и его любимый артист и отцу, простому рабочему человеку, не верилось, что он может принимать в своем доме такого человека. Впрочем, папа тут же оправился от шока и подозрительно поинтересовался: «А чем ты гостя угощать собираешься. Я ответил, что ничего кроме плова не нужно, поэтому и хлопот особых не предвидится.
– Мальчишка, – резко одернул меня отец. Нужна ему твоя рисовая каша. Он знаменитость, его и угощать надо как знаменитость. Тебе самому-то не стыдно – такое пре5дложить? Плов. Вот еще… Ладно, обо всем позабочусь сам. Завтра возьму выходной, поеду на базар, так что стол будет достойным, в грязь лицом не ударим. Как я не увещевал родителя, что Юрский едет именно на плов, резоны мои во внимание не были приняты,
Когда на следующий день я приехал в отчий дом с продуктами для плова, то увидел, что стол воистину ломится. Папа к тому времени вдовел, ни о какой кухонной готовке речи не могло и быть, поэтому он отдал предпочтение деликатесам. На столе было несколько видов копченой рыбы, приобретенные на рынке домашние колбасы, сыры, соления.
Через пару часов один из моих друзей приехал с Сергеем Юрским и еще двумя-тремя артистами БДТ. Когда Юрский зашел в комнату и увидел накрытый стол, по лицу его пробежала невольная тень. Но я был наготове и поспешил его успокоить: «Плов уже почти готов, сейчас чуть-чуть закусим и приступим к основному».
– А можно по-другому? – вежливо поинтересовался гость. – Сначала – плов, а уж потом чуть-чуть перекусим.
Плов ели с большим аппетитом, а отец огорчался, что его старания прошли даром. Впрочем, они легко и непринужденно нашли с Юрским общий язык и мой «старик», которому тогда было лет поменьше, чем мне теперь, находился в состоянии абсолютного блаженства от такого интересного общения.
Расходились мы под утро, весьма довольные проведенным временем. У подъезда на лавочке встретили соседа. Но здесь требуется необходимое отступление. Наш сосед, дядя Жора, жил на первом этаже и работал шофером-дальнобойщиком. Дома он отсутствовал по две-три недели, потом дней десять наслаждался отдыхом. Был он огромного роста человеком, обликом напоминающим былинного русского богатыря. Но в отличие от богатырей былинных пил не мед, а напитки покрепче. Любил повторять, что всяк пьющий непременно должен знать меру и наставительно при этом добавлял, что меру необходимо знать, дабы не выпить меньше. В те дни, когда он приходил домой, не нарушая меры, жена его в квартиру не пускала. Уж как она узнавала, что благоверный перебрал, никому не ведомо, но определяла это безошибочно, каким-то чутьем и дверь ему не открывала. «Сядь, проветрись, сурово командовала добрейшая в мирной жизни тетя Лида из-за закрытой двери. Когда очухаешься, пущу». Дядя Жора скандалов по этому поводу не устраивал, он усаживался поплотнее на лавочке возле подъезда, курил одну за другой крепкие сигареты и только время от времени монотонно басил: «Лид, а Лид, ну пусти, а, Лид». Видно, по голосу строгая супруга определяла степень выветривания хмеля, ибо на лавочке дядя Жора проводил иногда не один час.
Вот как раз тогда, когда мы, провожая гостей-артистов, спустились к подъезду, нас и поприветствовал почти протрезвевший сосед. Он буркнул что-то вроде «здрасьте», поднял голову и слова у него застряли. Дядя Жора сначала долго мотал кудлатой головой, потом для вящей убедительности крепко потер кулаками глаза и хрипло воскликнул, глядя на Сергея Юрского: «… твою мать! Бендер! Как есть Бендер!» Мы хохотали от души, особенно приятно было Бендеру-Юрскому.
Когда вернулись в дом, дядя Жора без излишних церемоний увязался за нами. От предложенной «на опохмел души» рюмочки отказался, гордо заявив, что не за тем пожаловал. Он деловито подпоясался полотенцем, провозгласил, что сейчас перемоет всю посуду, а мы должны, непременно в подробностях, рассказать ему, как Бендер вообще оказался в нашем доме и очень говорил, что рассказывал. Иначе он не согласен.
ВАЛЮТНОЕ НАКАЗАНИЕ
Что такое «валютный бар» большинство из жителей Советского Союза знали лишь понаслышке. Валютные бары работали в гостиницах Интуриста, куда простых смертных и на пушечный выстрел не подпускали. Впервые преступил я порог этого заведения во время 1-го Ташкентского международного кинофестиваля стран Азии, Африки и Латинской Америки. Тогда в Узбекистан приехал заменитый Радж Капур, известный советской публике по индийским фильмам, в большинстве из которых он играл главные роли. У нас в стране звали его либо «Господин 420», но чаще всего «Бродяга» – по самым знаменитым фильмам актера. Радж Капур приехал в Ташкент вместе с сыном Риши, в те годы начинающим актером и режиссером. Когда несколько журналистов разом попросили Раджа дать интервью, он ответил на пару вопросов, а потом сказал, что Риши в этой поездке выполняет миссию пресс-секретаря и с удовольствием ответить на все остальные вопросы. Риши, как послушный сын, выказал немедленную готовность выполнить волю отца и любезно всех нас пригласил в валютный бар гостиницы. Трое журналистов, я в их числе, предложение охотно приняли.