Привычка убивать
Шрифт:
— Дальше. — Клава кивнула.
— По натуре он — эксгибиционист. Только не телесный, а душевный эксгибиционист, если можно так выразиться. Очень любит все делать напоказ. Слышали такую поговорку — «на миру и смерть красна»? Так вот он из этой поговорки. И сам начинает верить, когда это делает. Яркий пример — его появление в прокуратуре. Целый ведь спектакль устроил. И совершенно искренне, смею вас заверить. А эти его плеточки. Наверняка ведь при старушках себя бичует, не иначе. — Николай Николаевич ткнул пальцем в первый силуэт, с крестом в руке. — А помните, как он помахал рукой толпе? Такие люди и устраивают всяческие секты с полным, тотальным подчинением. Ну и, конечно, власть. — Он взял в руки второй силуэт, с ножом. — Это и есть комплекс каннибала. А проще — комплекс подчинения. Если ты не подчинишь, то придется подчиняться самому. Если не сожрешь, то будешь сожранным. Он просто помешался на власти. И, что самое интересное, люди должны подчиняться не ему лично, а неким законам, правилам, которые диктует церковь. Только в очень гипертрофированных размерах. А эти законы он отождествляет с самим собой. Каждый грех у него смертный, а поскольку все не без греха, то придраться можно к любому. Очень удобно. Причем что интересно, он ведь мирно подходил к человеку, говорил, что, мол, так и так делать грешно. С улыбкой, наверно, говорил, в глаза заглядывал. И человек невольно чувствовал себя виноватым. А если не чувствовал, то его нужно было убить.
— Но почему в таком случае только женщин? — удивилась Дежкина.
— Ну это очень просто. — Кленов вздохнул. — Первородный грех ведь женщина совершила, а следовательно, все зло от них. Ну и сексуальное влечение. Оно ведь у каждого человека остается, если он только не импотент. Но у Карева оно трансформировалось в жажду подчинения. Это и есть комплекс каннибала, смешанный с эдиповым. А полностью подчиняться может только человек мертвый. Отсюда и убийство.
— А почему тогда все женщины одинаково выглядели? — перебила его Клава, вертя в руках человечка с ножом. — Это как-то не вяжется с вашим рассказом.
— Да очень просто. — Кленов улыбнулся. — Может быть много причин. Его сестра могла выглядеть так, какая-нибудь девчонка со двора. В конце концов, такой могла быть первая его жертва, а остальных он выбирал подсознательно, ориентируясь на нее. Раз сероглазая блондинка в шубе, значит, тоже грешница.
— Что он сказал про листки из Библии? — спросила Клава, внимательно слушая.
— А вот тут ничего внятного. — Кленов пожал плечами. — Тут мне надо будет еще раз с ним поговорить. И вообще, у меня лично к нему еще много вопросов. Как-то не клеится то, что он не убил девчонку, а просто избил. Если он маньяк, то не может быть пьяницей. Пьяницы обычно становятся «сериалами» на другой почве. Опять же нож. Почему разные ножи? Почему сначала было тридцать пять дней, а теперь стало восемь? Почему, наконец, он пришел и признался? Он говорит, что не хотел газетной популярности, но это не стыкуется с комплексом власти. Популярность — наивысшая ее форма. Как это объяснить?
Клава молчала. Очень интересно — сначала Кленов нарисовал ей такой характер, что она перестала сомневаться, что это Карев. А потом он сам же этот рисунок и разорвал на мелкие кусочки. Как иллюзионист.
— Ну и как же это объяснить? — спросила она наконец.
Кленов не ответил. Взял со стола третий силуэт и протянул ей. Фигурка была со знаком вопроса…
ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
«Нет, этот Кленов меня извел. Ну невозможно жить, когда не на что опереться. Можно четко и однозначно сказать: да или нет?»
С этой мыслью Клавдия засыпала после неутомимых ласк Федора, с этой мыслью проснулась, потому что в спальню заглянул Витька.
— Тетя Куава, вставай, вставай, кровати заправляй!
— Иди сюда, мой маленький, — позвала Клавдия. — Ложись рядом, поговорим.
— Нельзя, — вдруг смутился мальчик.
— Почему?
Он опустил глаза и густо покраснел:
— Потому что ты женщина, а я мужчина. А у тебя вон муж спит.
Клавдия хохотала так, что Федор спросонья вскочил на ноги и испуганно огляделся.
— Вон видишь, какой он зуой, — исподлобья уставился на Федора Витька.
— Я — злой? — ничего еще не понимал Федор. — Я — добрый…
— Ага, добуый… Если ты такой добуенький, отдай мне тетю Куаву…
— Еще чего! — наконец понял суть разговора Федор. — У тебя Ленка есть.
— Да, — самодовольно ухмыльнулся мальчик. — Ленка — моя.
Когда завтракали, весело болтая о всяких разностях, Клавдия мельком взглянула на настенный календарь, и хорошее настроение ее слетело вмиг.
Завтра был еще один восьмой день.
«С самого утра додавлю этого Карева, чтоб никаких сомнений, — подумала она с какой-то неимоверной решимостью. — Просто душу из него вон!»
От этой мысли стало легче, и она про работу не вспоминала весь выходной.
Погода на улице была просто-таки летняя.
Федор предложил всем поехать кататься. Поначалу это было принято единогласно, но потом Макс куда-то позвонил и вдруг стал неумело отказываться.
— Маша? — тихонько спросила Клавдия.
Макс кивнул.
— Святое, — улыбнулась Клавдия. Девушка ей понравилась.
Потом Ленка тоже договорилась с подружками идти на какую-то школьную тусовку. Ее Клавдия отпустила уже не так охотно. В конце концов — поехали втроем.
За городом Федор дал Витьке подержаться за руль, и тот, вдруг проявив в лице какую-то мужскую жесткость, вцепился в баранку и поедал глазами дорогу.
Остановились под Москвой, возле огромного развала с чайниками. Почему их продавали в таком количестве именно здесь, на тридцатом километре, Клавдия так и не поняла.
Они перебрали, наверное, с пару десятков чайников, потому что те были дешевы и цветасты. Решили купить.
— А что это вы здесь торгуете? — поинтересовался Федор.
— Ага, в Москву попробуй сунься, — махнула рукой пышнотелая продавщица. — Там эти бандюги таким налогом обложат, что дешевле даром отдавать. И милиция с ними заодно.
Услышав про милицию, Клавдия было хотела вступить в спор, но Федор поспешно попытался перевести разговор на другую тему:
— А откуда чайники?
— Слышали, какой-то маньяк там ходит, всех женщин убивает? — не унималась продавщица. — Ага. Прямо жуть. Не. Здесь, в лесу, спокойнее.
Клавдия таки не сдержалась и стала с толстухой спорить. Кончилось это чуть ли не скандалом. Домой ехали в полном молчании.
— Да мы лучше импортный купим, — сказал Федор, чтобы нарушить молчание. — Знаешь, такой электрический…
«Нет, до завтра ждать невозможно, — подумала Клавдия. — Завтра будет поздно…»
— Федь, ты можешь ехать побыстрее?