Привычка выживать
Шрифт:
– Нас с тобой пристрелят до того, как ты прикоснешься к первому ножу, - говорит победительница голодных игр вполне адекватным голосом. – Ты помнишь правила. Ты знаешь, чья ты внучка и чего от тебя ждут.
– Еще одной революции? – Каролина хмурится и резко падает на кровать.
– Революции, восстания, убийства президента, переворота, гениальной картины под чутким руководством Мелларка, откуда мне знать, чего именно они все боятся. Ты не возьмешься за оружие, девочка, - добавляет уже спокойнее. – По крайней мере, пока над твоей головой не появится нимб, а за спиной не окажутся белоснежные крылья.
Повисает неловкая тишина.
–
– Что?
– Спи уже. Ты бредишь.
…
Пит Мелларк опять оказывается во дворце президента, но только в этот раз по собственной воле. Он терпеливо и со скучающим видом выдерживает все проверки службы охраны, затем какое-то время проводит перед закрытыми дверьми, и лишь через полчаса ожидания удостаивается чести быть допущенным к телу Плутарха. Плутарх теперь не выглядит добродушным или даже приветливым. Он насуплен, подобран, под глазами его залегают тени, и губы он поджимает во время разговора чаще, чем прежде. Пит не знает, с чем связана подобная перемена, но ему и не интересно. К тому же, он был готов к подобному повороту событий. В конце концов, он пришел сюда затем, чтобы требовать выполнения всех условий заключенной на словах сделки.
– Соблюдение условий? – повторяет обманчиво спокойным тоном и откидывается в кресле Плутарх. Кресло неприятно скрипит. – Каких еще условий, Пит?
Все эти повороты событий, кажущиеся невероятными и неожиданными порядком утомляют. Оговоренные на словах условия не имеют никакого значения, цена словам, произнесенным не перед стотысячной аудиторией или не в прямом эфире, равняется нулю. Пит вздыхает, морщится, поднимается с кресла, которое не было ему предложено, подходит к книжной полке за спиной Плутарха. Шаг он соблюдает размеренный, прогулочный, и чувствует на себе пристальный взгляд министра. Интересно, нажмет ли этот человек красную кнопку, если Пит вдруг чихнет? Получится очень неловко.
– Мы познакомились с новым ведущим, - говорит как-то отстраненно, пробегая глазами корешки стоящих за стеклом книг. – Неплохой психолог, насколько я могу судить. Истинный капитолиец.
Плутарх наблюдает за ним, сложив руки на животе. Взгляд у него острый, хитрый.
– Да, капитолиец. Разве это имеет какое-то значение? – уточняет спокойно.
– Для вас, очевидно, имеет, - говорит Пит и пожимает плечом. – Я могу взять какую-нибудь из этих книг? – внезапно оборачивается и показывает рукой на полку. – Меня заинтересовало несколько названий.
Плутарх поднимается с места и неохотно подходит ближе, скользя взглядом по корешкам, но больше все же интересуясь выражением лица своего собеседника.
– Где-нибудь есть ключ от этого стеллажа, - выговаривает задумчиво, и даже вертит головой по сторонам, будто надеясь обнаружить ключ, лежащим на любой из горизонтальных поверхностей. – Но не думаю, что ты сможешь найти для себя что-нибудь интересное.
– О, - тихо восклицает Пит. – Я уже нашел для себя что-нибудь интересное, в архивах, доступ к которым вы мне предоставили. И, конечно, там нет ничего, кроме пыли и сухих фактов. Но мне очень интересно продолжить изучение этого вопроса. Жаль, что вы предполагаете, что я смогу раскопать что-нибудь неудобное для вас.
– Неудобное? – усмехается Плутарх. – В процессе охмора для меня нет ничего неудобного. Никогда им не занимался лично.
– А что на счет неудобных ситуаций во время вашего шоу? – Пит тоже усмехается. – Думаю, вы знаете мою способность
Схватка неравная, но никто не сдается первым. Оба отвлекаются на шум захлопывающейся двери, и медлят перед тем, как вновь вернуться к напряженным переглядываниям. Плутарх кажется умиротворенным, Пит выглядит так, будто ничего уже и не ждет от этой встречи, но покидать уютный кабинет министра не спешит. Плутарх громко смеется, и хлопает собеседника широкой ладонью по плечу, прилагая чуть больше силы, чем требуется для одобряющего жеста.
– Ты неплох, мальчик. Не желаешь начать карьеру в политической сфере? – спрашивает с широкой улыбкой.
– Предпочитаю славу художника и творческого человека, - отвечает Пит с равнодушием. Хотя, по правде, славе блистательного политика он предпочел бы даже славу капитолийского переродка.
– О, не сомневаюсь, что и в этой сфере ты сделаешь себе имя, - цокает языком министр и спрашивает с таким видом, будто прежде и не задумывался над этим вопросом: - Как Каролина? Надеюсь, делает успехи.
– У нее есть талант, - говорит Пит, но как-то неуверенно. – Боюсь, она выбрала себе не лучшего учителя рисования.
– Лучшие погибли во время революции, - замечает Плутарх не без явной угрозы, и возвращается на свое место. – Хорошо, пусть будет по-твоему, - переходит на суровый деловой тон общения. – Я устрою тебе встречу с одним из тех, кто разрабатывал методику охмора. Этот ученый, - министр медлит и прикусывает кончик карандаша, которым что-то писал на чистом листе бумаги, - приговорен к смертной казни через электрический стул. Его приговор будет приведен в исполнение через месяц, или около того, - закатывает глаза, - так много бумажной работы со всеми этими судебными процессами, - улыбается, и продолжает что-то писать. – У тебя будет час для беседы с ним, день я сообщу позже. К нему, по известным причинам, никого не пускают.
– Мне не хватит часа, - заявляет Пит как можно смирно и стоит, потупившись. Переигрывает, но Плутарх лишь качает головой. И продлевает срок встречи до трех часов, и оставляет свою записку у себя же на столе, обещая сообщить всю необходимую информацию заранее.
– Кстати, - оживает уже в последний момент, когда Пит направляет к двери. – У нас возникли некоторые сложности с одним из знакомых тебе людей, - Пит оборачивается. – Гейл Хоторн, - говорит Плутарх и барабанит по столу пухлыми короткими пальцами. – Случилось то, чего я боялся. Информация о том, что Китнисс Эвердин жива для него больше не тайна.
Плутарх говорит еще что-то, но Пит слушает невнимательно, затем раздается телефонный звонок и неудобная встреча обрывается буквально на полуслове. В принципе, Пит доволен результатом своей прогулки до кабинета министра, и прогулка на свежем воздухе поднимает ему настроение еще на пару пунктов. Мысль о том, что все книги, покоящиеся под слоем пыли в кабинете Плутарха вскоре будут пересмотрены и разобраны по страницам в поисках чего-нибудь необычного вроде пометок на полях рукой мертвого президента, тоже изрядно веселит его. Правда, упоминание Гейла ставит, по большому счету, в тупик. При чем здесь Гейл? Отчего министру вдруг вспоминать о нем? И какие сложности могли возникнуть после того, как Гейл узнал об обмане со смертью Эвердин? Впрочем, зная взрывной характер бывшего шахтера и его нынешнее положение, сложности могут подразумевать большие проблемы.