Привычка выживать
Шрифт:
Бити пропускает мимо ушей уже порядком притершуюся к нему кличку и тяжело вздыхает.
– Уверена, ты даже на интервью перед первыми своими Голодными Играми не смог выдать ничего интересного. Ты скучный, - добавляет с нажимом. – Быть может, если ты расслабишься, и не будешь так долго думать о том, с какого слова начать и каким словом закончить, никто не заснет, пока ты будешь говорить.
И маленькая паршивка убедительно давит зевок.
– Я не думаю долго над каким-то интервью! – внезапно вспыхивает неэмоциональный Бити.
– Я вижу, - Каролина пожимает плечом. – Все видят, Вольт.
– Я – не Вольт!
–
– Не хами, - грозно говорит появившаяся в дверях Энорабия. Каролина показывает Бити язык и вздыхает, подходя к своей навязанной наставнице.
– У него ничего не получится, - говорит недостаточно тихо. – Пусть теперь это интервью никак не повлияет на продолжительность его жизни, на фоне остальных победителей он провалится.
– Не хами, - повторяет Энорабия. – А то оставлю тебя с Джоанной еще на сутки.
Вольт чувствует себя почти отмщенным. Каролина пожимает губы и принимается зло ворчать. И смешно размахивает руками.
– Нет, это слишком жестоко! Ты не можешь так поступить со мной! Она курит! Она не знает ни одной нормальной сказки, только какие-то ужасы рассказывает, она сломает мою детскую психику, приучит к курению, из-за нее я пойду не той дорогой…
– Слишком много пафоса, - Энорабия качает головой. – Актриса из тебя плохая.
– Лучше, чем из него, - парирует Каролина и смотрит в сторону Бити. – Удачи, - хочет добавить привычное «Вольт», но осекается, заметив взгляд своей няньки, и с трудом выдавливает, - мистер Бити.
– Перебор, - откликается сам Бити, и, едва дождавшись, когда парочка уйдет, снимает очки, трет уставшие глаза. А потом рвет на тонкие полоски исписанные листы. Девчонка права; ничего хорошего из этого не выйдет. После откровений Энорабии, от которых Том был в безудержном восторге, а сама Энорабия мрачно торжествовала, выглядя убийственнее обычного, ему не стоит и пытаться выделиться. Он находится среди сумасшедших, которые по всем параметрам затмевают его. Он может проанализировать каждого из своих навязанных соперников, и может понять, отчего воспринимает их сейчас как соперников, потому что нет никакого соперничества, но не может не признать своего громкого поражения на их фоне.
Он слишком обычный. Он не может похвастаться своими выточенными клыками. Он не разденется в прямом эфире догола с самым независимым видом. Он не свалится перед камерой с кресла, потому что бессовестно пьян. И чтобы он не сказал, его слова не заставят кого-то перейти на его сторону. Потому что он – не беспощадная Энорабия. Не наглая беспринципная Джоанна. Не Хеймитч, страдающий похмельем и кичащийся степенью своего отчаяния. Не безмятежно собранный и поглощенный своими мыслями Пит.
И, разумеется, он ни разу не Китнисс Эвердин.
Можно сказать, он никто.
И кровь на его руках взялась ниоткуда.
– Только не говори, что на тебя тоже уже подействовало это место, - голос Гейла отрывает Бити от безудержного самоанализа. Хоторн нависает над гением в полном обмундировании, и размахивает двумя руками, пытаясь разогнать атмосферу сумасшествия, которая заполняет все помещения Тренировочного Центра.
– Значит, ты уже со всеми познакомился, - подытоживает Бити.
– О, - Гейл самодовольно улыбается. – Большинство из них мне и до этого славного момента были знакомы. Вчера ночью, - здесь бравый солдат запинается, - или сегодня утром, впрочем, не важно, я поговорил
– Нет никакой команды, - сдавленно восклицает Бити. – Мы все в чертовой заднице.
Обычно Бити не повышает голоса. Не топает ногами. И не хлопает дверью. Обычно Бити точно выстраивает свою речь, не разбавляя необходимый набор слов водой. Проговаривает все очень четко, вежливо, не повышая голоса. Обычно, но не сегодня. Когда Бити хлопает дверью, Гейл хлопает ресницами и усаживается на диван, перед стопкой разорванных листов, быстро осматривается по сторонам, и берется за голову.
Это место, похоже, на всех влияет самым жутким образом.
…
Наверное, Хеймитч не удивляется, когда Бити заявляется на его этаж без предупреждения. Быть может, Хеймитч и сам не особенно соблюдает всякие там приличия, которые только усложняют отношения между людьми. Конечно, Хеймитч не имеет ничего против мгновенного оказания помощи человеку, оказавшемуся в весьма щекотливом положении. Но Бити заявляется без предупреждения не просто на его этаж, а в его ванну, и не пререкающимся тоном требует (именно требует!) поделиться запасами спиртного.
– Кажется, ты слишком переживаешь по поводу этого интервью, - говорит Хеймитч сконфуженно. – Расслабься. Никто не давит на тебя, никто не заставляет тебя пытаться прыгнуть выше головы…
– Конечно, - Бити взрывается и повышает голос, - никто не давит на меня, никогда не давил! Вы все здесь больные на голову, можете сходить с ума на камеру не заботиться о том, что о вас подумают. А я, признаться, устал думать. Эти бесконечные цифры, какие-то дурацкие проекты, всегда совершенно секретные, о которых нельзя говорить вслух, постоянное напряжение, постоянное молчание, все это доканывает меня. Знаешь, в каком месте я рос? – спрашивает Бити тем же нервным тоном, и резко убирает очки. – О, это было райское место, мой Третий Дистрикт. Представь что-то среднее между помойкой, на которую со всей страны привозят поломанную технику, и кладбище, да, кладбище этой самой техники, - Бити щелкает пальцами, подобрав наиболее подходящий образ своей родины, и улыбается совершенно безумно. – И во всем этом безраздельно царит молчание, от которого у неподготовленных мурашки по коже должны бегать. Всех детей растят однообразно, и, едва они перестают тянуть в рот мелкие детали, их начинают приучать к сборкам самых разных механизмов, к починке сломавшихся единиц техники. Самых одаренных увозят в Капитолий, что бы привозить назад, в Дистрикт, раз в год. На Жатву. И все это – в бесконечном молчании. Молчание сводит всех нас с ума. Жатва доканывает тех немногих, кто еще способен думать не чертежами, а вполне человеческими мыслями.
Бити собирается с духом. Хеймитч, до этого сидевший в остывающей ванне без движения, обреченно думает о том, как несправедлива к нему судьба. В его жизни и без окончательно съехавшего с катушек Вольта неадекватных людей хватало. Так нет же, пришла беда, откуда не ждали.
Внезапно гениальный ученый возвращается в этот бренный мир и с удивлением осматривается по сторонам. Наверное, пытается сообразить, как он оказался в ванной комнате одиннадцатого этажа, в компании голого Хеймитча, теперь почти неприкрытого пушистой пеной. Неловко поправляет очки, затем, полностью осознав неловкость ситуации, очки снимает и подслеповато смотрит по сторонам, будто не может обнаружить дверь.