Приют Грез
Шрифт:
Эрнст взглянул на Элизабет и чуть не забыл про аккомпанемент, так поразительна была прелесть картины, которая представилась его глазам. Отсветы колеблющегося пламени свечей чудесно вплелись в волосы Элизабет и заставили плясать световых зайчиков на ее
Белое платье завершало картину. Это сама Миньона пела о своем томлении под голубым предвечерним небом. Она показалась Эрнсту не то королевой, не то чужедальней принцессой, и он уже не понимал, как мог так долго молча идти рядом с ней. И когда она мельком взглянула на него отсутствующим, серьезным взглядом, Эрнст почувствовал, как сильно забилось его сердце. Что же это было? Потом он вновь переключил все внимание на клавиши и стал вплетать серебряные звуки рояля в мелодичный голос, который все слушали, затаив дыхание. Казалось, никто из них уже не ощущал себя на земле: кругом раздавались лишь небесные звуки. И Эрнсту подумалось: пусть бы этот нежный голос звучал вечно. Миньона…
[8]
Гёте И. В. Миньона. Пер. Б. Пастернака.
– Отныне мы будем называть тебя Миньоной, - промолвил Фриц.
– Миньона - любовное томление без конца и края.
Когда Эрнст молча поцеловал руку Элизабет, ее глаза показались ему удивительно темными.
Они еще немного поговорили о тоске, потом перешли к единственной теме, охватывающей все - весь мир и всю жизнь, рай и ад, - теме любви.
– Любовь - высшая степень растворения друг в друге, - произнес Фриц.
– Это величайший эгоизм в форме полного самопожертвования и глубокой жертвенности.
– Любовь - это борьба, - возразил ему Эрнст.
– И главная опасность - желание отдать себя целиком. Кто сделает это первым, тот проиграл. Нужно сжать зубы и быть жестоким - тогда победишь.
– Да что ты, Эрнст!
– воскликнул Фрид.
– Любовь - это высшая красота в чистейшей форме. Любовь - это красота…
– Любовь - это жертва и благостное служение, - сказала Элизабет.
Возникла пауза.
– А ты, Паульхен, пока еще ничего не сказала, - молвил Фриц.
– Как ты понимаешь любовь?
– Ах!
– прозвучал в темноте голос.
– К чему столько слов? Любовь - это любовь, только и всего!
Все рассмеялись.
– Паульхен в порядке исключения раз в кои-то веки сказала правду, - заметил Эрнст.
– Тут даже спорить не о чем: любовь - она и есть любовь! Ее надо чувствовать, а не тратить попусту затасканные слова!
Он порывисто встал, подскочил к роялю и воскликнул:
– Шопен!
Словно мерцающие чешуйки звезд, в окна влетели гомонящие гномики и, сплясав вокруг свечей, попадали в розы. Крошечные эльфы встали в хоровод и запели свои песни серебристыми голосами, чистыми и звонкими, как лесной ручей. Еще одна струящаяся, как бы бегущая по кругу мелодия, долгая ликующая нота, ферматой повисшая в воздухе,
Все еще не успели опомниться и сидели, словно окутанные прозрачной душистой паутиной, а Эрнст уже заявил:
– Теперь Григ - «Весна».
Едва слышные изящные аккорды. Чудесная мелодичная кантилена. Тягучие пассажи и нарастающая мощь, потом переходы от тихого шелеста и спокойных облаков ранней весны к ветвям, звенящим листвой. Затем басы колоколов, глухой шум, всеобщее возбуждение, мрачное торжество, пролитое вино, венок вокруг чела. И вот - радостное опьянение! Это юность мира! Синие моря, белые облака, далекие горы - и звуки, звуки, звуки! Потом пение, пение, пляски, все громче, все чище… Поток звуков ширится. Словно по мановению волшебной палочки, расцветают все цветы. Весна! Молодость! И - тишина!
– Теперь свое, - попросил Фриц.
– Хорошо.
– Эрнст откинул голову, чтобы отбросить волосы со лба, и вновь склонился над клавиатурой. Мощный аккорд оглушил всех. Еще один - и целая баррикада аккордов взгромоздилась следом. Мрак. Но за ним - дерзкая беззаботная трель рассыпалась серебряным смехом и вдруг, жалобно стеная, бросилась вниз, преследуемая демоническим хохотом. Непрерывное нагнетание мощи, упорный труд на глубине, строительство - все выше и выше, и вдруг крушение, за ним - восстановление, сизифов труд, настигающая поступь дьявола. Потом - мрачное, глубоко прочувствованное пение. По-детски радостное щебетанье ласточек, легкие танцевальные ритмы, баюканье, тихий смешок - и внезапно дьявольский хохот по всей клавиатуре сверху вниз, режущий диссонанс, обрыв…
Эрнст быстро встал и бросился в кресло.
– Эрнст… - Фриц был так потрясен, что не смог договорить.
Элизабет тихонько поднялась, подошла к роялю и добавила к еще реющему в комнате заключительному диссонансу глубокую, прекрасную и гармоничную концовку.
Эрнст вскочил на ноги: глаза горят, лицо застыло как маска.
Элизабет подошла к Фрицу. Тот погладил девушку по голове и вдруг заметил слезы в ее глазах.
– Миньона, - сказал он мягко.
– Все хорошо. А теперь спойте мне на прощанье нашу старую песню, любимую песню-жалобу, которую моя душа не может избыть. Ее песню…
Элизабет опять села за рояль, сыграла простое вступление и запела:
Слышу до сих пор, слышу до сих пор Песню юности моей - Сколько рек и гор, сколько рек и гор Развели нас с ней! Ласточка в мой дом, ласточка в мой дом Прилетала каждый год - А теперь о чем, а теперь о чем Она поет?Фриц всем телом вжался в кресло. Эрнст, взволнованный до глубины души, безумными глазами глядел на Элизабет. В мерцающем пламени свечей она казалась ему белым ангелом.
Милый отчий край, милый отчий край, В заветной стороне Хоть разочек дай, хоть разочек дай Побыть - пускай во сне. Как прощался я, как прощался я, Думалось, весь мир отныне - мой, А вернулся я, а вернулся я С пустой сумой.От кресла, в котором, съежившись, сидел Фриц, донесся короткий сдавленный звук, похожий на сдерживаемое рыдание. Эрнст прошептал себе под нос: «Миньона, настоящая Миньона», - его кулаки при этом машинально сжались и разжались.