Приют ветеранов
Шрифт:
— Не так уж близко. А зачем вам?..
— Хотелось бы убедиться, что… Видите ли, в этих местах был наш работник. Он погиб приблизительно в то же время. Может быть, вы его и обнаружили? Я хотел бы… Имелось ли при нем что-то интересное?
— Имелось. Ваш или нет, но он был человек Службы.
— Откуда вы знаете?
— Зуб, Докинг. Искусственный зуб, дающий опознавательный сигнал…
— Вы нашли? И оставили?
— Нет, конечно. Вот он.
— Посветите… Да, он. Значит, там, в Приюте он нашел нечто или решил, что нашел.
— Будем иметь это в виду, Докинг. А сейчас — в путь. У нас больше не остается времени.
Берфитт с трудом приходил в себя после приступа гнева, вызванного совершенно неожиданным для него сообщением Урбса, записанным на ответчик. И угораздило же его самого выйти из отеля. Хотя визит этот, несомненно, полезный, но лучше было бы ему самому выслушать — и ответить: нарушение графика — ни в коем случае! Сюда должны прибыть точно по расписанию, иначе вас просто некуда девать! И переадресовать их нельзя: как назло, именно сейчас все Приюты загружены полностью. Или все-таки куда-нибудь удастся воткнуть — ну хотя бы на неделю? Нужно обзвонить полсвета. Отсюда? Немыслимо. Все равно, что выйти на улицу в центре России и кричать во весь голос — будет такой же уровень конфиденциальности… Но что-то же нужно сделать!
Да, в конце концов, подумал он, разве я главный в этом деле? Взяв на себя определенные обязательства, я, черт бы побрал, их исправно выполняю! Но не для себя! Есть заказчики, и пусть они немного пошевелят если не конечностями, то хотя бы мозгами. Они не менее моего заинтересованы! И всего один звонок…
Он набрал давно заученный номер в тирийском посольстве.
Нужный человек откликнулся не сразу. Поняв, кто звонит, и обменявшись паролем, проговорил неласково:
— Вы нарушаете условия. В чем дело?
— В исходной точке вынуждены сломать график. Товар прибудет в ближайшие дни.
— Число, время?.. Хотя не нужно. При встрече. В чем проблемы?
— Склад не готов. Не могли бы вы разместить груз у себя?
Собеседник помолчал.
— Не исключено. Однако чистый вес. Без тары.
— Понятно. Когда мы можем увидеться?
— Когда вам станет известно, насколько местные власти в курсе всего касающегося операции с грузом.
— Завтра. Собственно, я уже сегодня… Но для верности — завтра.
— Детали меня не интересуют. Завтра, программа третья.
— Третья программа, понял. Благодарю. До встречи.
Собеседник повесил трубку, даже не попрощавшись.
Так, подумал Берфитт, еще одна забота. Впрочем, Банкиру пришлось бы позвонить так или иначе: нельзя забывать, что и предполагаемый противник не сидит сложа руки.
Но Банкир ждет звонка в строго оговоренном промежутке времени, когда он находится не в офисе, но и не дома, а в каком-то третьем месте, откуда — считал он — можно разговаривать более или менее безопасно. До того срока оставалось еще более трех часов. Это время, однако, пройдет не зря: надо же придумать, где освободиться от тары, чтобы потом переправить чистый вес тирийцам. Как славно, если бы тут и закончилась вся операция. Но они, сукины дети, боятся подставитъся, хотя к ним в России относятся по старой традиции весьма доброжелательно.
Раздумывать было некогда и не о чем лишь в одном учреждении здесь можно все проделать с удобством и практически без риска. Если у них тоже не возникло каких-то внеплановых затруднений…
Он позвонил в клинику.
— Доктор Юровиц? Берфигт. Добрый день. Как продвигаются ваши дела?
— Все по плану.
— Так что вы открываетесь…
— Двадцать восьмого числа. То есть почти через две недели.
— Значит, через две недели начнете принимать пациентов?
— Совершенно верно.
— Доктор, есть маленькое изменение первые пациенты прибудут к вам через четыре дня. Собственно, в предвидении такой ситуации я и вызвал вас сюда.
— Невозможно. Мы…
— Не надо возражать, доктор: ваши аргументы я знаю заранее, но они в данном случае не играют никакой роли. Это будут особые пациенты. Мои. С минимальными требованиями. И со своим персоналом. Вы должны лишь разместить сорок пациентов на несколько дней и предоставить нам ваши операционные.
В Москве Юровиц чувствовал себя далеко не столь уверенно, как в Калерии.
— Но мне незнакомы здешние врачи, сестры…
— Нам не нужен их персонал.
— Это меня успокаивает. Потому что они должны приступить к лечебной работе только с…
— Не надо, доктор, я все понял, и вы тоже. Итак, сорок коек.
— Ну, это-то у нас есть…
— Я позвоню вам через три дня.
Ну что же, подумал Берфитт, положив трубку. Против ожиданий, все налаживается. Нет, действительно прекрасная идея — запрячь оба фонда в одну телегу. На подобной телеге и в самом деле можно возить груз…
Секретарь ворвался даже без стука.
— Сергей Симонович!..
— Отозвался? — едва ли не во весь голос против обыкновения вопросил Мерцалов. — Милов отозвался, спрашиваю?
— Берфитт разговаривает!
— Откуда? С кем?
— Из гостиницы. С тирийским посольством говорил. Теперь с новой клиникой… ну, с той самой, чьими делами он тоже занимается. С новым главным врачом.
— Записали, надеюсь?
— Записали. И пишем.
— Ну хорошо, — сказал Мерцалов и вздохнул с облегчением. — Все вроде бы выстраивается в систему…
По внутреннему телефону позвонил Надворов, как обычно в урочный час:
— Сергей Симонович, как насчет корта?
Мерцалов снова вздохнул — на сей раз невесело.
— Ах, если бы!.. Ладно, вот когда я у тебя буду в заместителях, каждый день стану играть, а тебе воз за меня тащить придется.
— Ну, Сергей Симонович, такого не будет…
— Отчего же? Завалю с треском какую-нибудь операцию — и очень просто! Кстати, ты забрал этого… Загорского, что ли? Ну и какие успехи? Показывает что дополнительно?