Приз для принцев
Шрифт:
— Месье, у вас нет причин жалеть меня. — Голос Дрожал и был очень тихим. — Вы знаете, что я люблю Мадемуазель Солини; вы ошибаетесь, когда говорите такие вещи о ней. Но я… я уверяю вас… я высоко ценю вашу доброту… вашу заинтересованность…
Внезапно голос ее дрогнул, и она замолчала, потом закрыла лицо руками, повернулась и бросилась вон из комнаты.
Опять наступила тишина. Потом Науманн повернулся к Алине, и голос его еще вздрагивал, когда он говорил ей:
— Мадам, вы перехитрили меня. Когда-нибудь вы будете жалеть об этом. Вы не подождали, пока я скажу вам все, что знаю; что ж, я скажу вам остальное. Сегодня утром я получил письмо от Василия Петровича и отвечу ему завтра. Я надеюсь получить от вас известия раньше, чем от него.
После чего, оставив мадемуазель Солини, впервые в жизни лишившуюся дара речи, неподвижно стоять посреди комнаты, молодой дипломат, не сказав больше ни слова, вышел в холл, забрал пальто и шляпу и покинул дом.
Алина целую минуту стояла там, где он ее оставил.
Потом медленно двинулась к дверям и через холл в библиотеку, где села в любимое кресло перед горящим камином.
Она оставалась так долгое время, погруженная в свои мысли, потом взглянула на часы и направилась в свою комнату переодеться к обеду.
— Решительно этот месье Науманн — опасный человек, — пробормотала она вслух и начала подниматься по лестнице.
Глава 13
Генерал на посылках
Если бы любого из жителей Маризи спросили, какая из комнат во дворце их принца самая интересная, то ответ был бы: «Одна из задних комнат на третьем этаже по главному коридору налево». А если бы его еще спросили почему, то он ответил бы: «Потому что еще никому не разрешалось войти в нее».
Утром того дня, о событиях которого было рассказано в предыдущей главе, принц сидел в одиночестве в этой комнате, в которую никого не допускал. По сути дела, в ней не было ничего такого, что вызывало бы особый интерес. Три ее стены закрывали книги, выше висели картины и гравюры, расположенные в каком-то непонятном порядке. На четвертой стороне располагались три двойных окна, выходивших на улицу, и камин.
В центре стоял огромный стол, заваленный книгами и бумагами.
Для принца, обнаружившего, что он открыт публике более, чем сам того хотел бы, это логово просто служило укрытием от назойливых субъектов и подхалимов.
Принц полусидел-полулежал в огромном мягком кресле, поставленном между столом и камином. Его глаза были закрыты, а грудь мерно вздымалась, так что можно было подумать, что он спит.
Но молодой де Майд, его секретарь, сразу заметил две небольшие морщины, пересекавшие высокий белый лоб принца, и, конечно, понял, что его хозяин занят глубокими размышлениями о чем-то весьма важном.
Неожиданно принц открыл глаза, сел прямо, потом встал с коротким смешком — де Майд догадался, что решение найдено. Принц покинул комнату, прошел по коридору в дальний его конец, повернул налево и поднялся на один пролет лестницы. В верхнем коридоре он остановился перед дверью посередине его и решительно постучал. Голос ответил:
— Войдите.
Принц вошел.
При его появлении генерал Нирзанн вскочил с кресла, в котором сидел возле окна, и низко поклонился.
— О, ваше высочество, какая честь!
— Обычно вы ее достойны, — сухо заметил принц, — как, например, вчера вечером.
Генерал почти обиженно запротестовал:
— Решение оставалось за вами, ваше высочество.
— Знаю, но вы уже решили за меня.
— Разве это возможно? Умоляю ваше высочество о прощении; я только предложил.
— Да, и в результате обижен бедный старый Дюшесне, которого вы ненавидите, но который тем не менее любит меня, как и вы.
Лицо маленького генерала покраснело от негодования.
— Вы должны простить меня, ваше высочество, — вскричал он, — но эта свинья Дюшесне никогда…
Принц прервал его:
— Хватит, Нирзанн. Кроме того, именно вы виноваты в том, что я действительно поверил в правоту молодого Науманна. Впрочем, я пришел обсуждать не это; про это давайте забудем.
Генерал Нирзанн продолжал стоять, пока принц не подошел к креслу и не сел. Потом генерал занял свое кресло и стал ждать, храня уважительное молчание. Наконец принц довольно резко заговорил:
— Некоторое время назад, Нирзанн, вы представили мне мадемуазель Солини, о которой сообщили, что она ваша родственница.
Генерал бросил на него быстрый взгляд:
— Да, ваше высочество.
— Она приехала, по вашим словам, из России. Сама она мне сказала, что выбрала Маризи на этот сезон по вашей рекомендации. Некоторые факты позволили мне поверить, что эти рекомендации были даны из соображений… ну, скажем так, моего блага.
— Но это… вы, ваше высочество, знаете… — Генерал смущенно замолк.
— Я не собираюсь осуждать вас за это, — с улыбкой остановил его принц. — На самом деле я вам благодарен, я перед вами в неоплатном долгу. Мадемуазель Солини интересует меня.
— Я этим не удивлен, — ответил генерал Нирзанн, который сразу воспрянул духом, услышав слова благодарности.
Проигнорировав это несколько дерзкое замечание, принц продолжал:
— Да, я признаюсь, она меня заинтересовала. — Он на мгновение остановился, потом неожиданно спросил: — Она действительно ваша родственница?
Но генерал, ожидавший подобного вопроса, ответил сразу:
— Будьте уверены, ваше высочество. Почему вы спрашиваете об этом? Если вы сомневаетесь во мне…
— Нет, я не сомневаюсь в вас — я просто собираю информацию. Значит, она ваша родственница?
— Да.
— Из…
— Из Варшавы.
— Она русская?
— Да. По отцу. Ее мать — немка, с этой стороны мы и связаны родством.
— Понятно. Значит, ее имение находится под Варшавой?
На лице генерала снова проступило смущение. Он явно был в нерешительности, но, помолчав, дерзнул наконец сказать правду:
— Должно быть, ваше высочество, если оно у нее вообще есть.
— А? — Принц поднял брови. — Но я думал, что есть.
Эта маленькая история об ее несметных богатствах — плод вашего воображения?