Приз для принцев
Шрифт:
— В самом деле? — повторила Алина. — Его высочество очень любезен.
— Но это не любезность. Уверяю вас, он думает только о себе. Мадемуазель, вы говорили, что любите меня.
Я готов поверить, что занимаю определенное место в вашем сердце. Но что, если у меня есть соперник в лице принца Маризи?
Алина смотрела на генерала; издевательство в ее глазах и на губах было едва заметно, так что она благополучно выдержала пристальный взгляд, которым он прямо-таки впился в нее.
— Мой дорогой Пол, — ответила она, — единственная причина, по которой я повторяю вам, что люблю вас, заключается в том, что мне доставляет удовольствие это говорить. Вы отлично это знаете. Никто, даже сам принц, не сможет занять ваше место… в моем сердце.
Впервые за два месяца генерал не счел нужным в восторге упасть на колени перед ней, услышав слова любви, которые произнесли ее губы. Его разрывали противоречивые чувства.
Он любил Алину, как только мог любить женщину, но его возможности в этом направлении были весьма ограничены. Истинная страсть никогда не бушевала в его Доблестной груди. Сильнее, чем любовь к женщинам, была его преданность принцу и мечта оставаться первым в череде тех, кто пользовался благосклонностью принца, — и, помимо этого, для него имел значение (и немаловажное) орден Крест Бата.
Он был полностью поглощен этими мыслями, и торжественное заявление Алины о любви вызвало только улыбку на его губах — улыбку, которую на лице обычного человека, но не генерала, можно было бы назвать глупой. Вздохнув для видимости, он сказал:
— Тем не менее, дражайшая, я начинаю опасаться.
Принц непобедим.
— Но не для вас, Пол.
— Увы! Боюсь… даже для меня.
— Вы не слышали, что я вам сказала? Я люблю вас.
— Но если бы принц попытался…
— Он не добился бы успеха.
— Не могу в это поверить.
— Клянусь вам.
— Не верю. — Генерал начал приходить в отчаяние.
Алина открыто засмеялась:
— Мой дорогой Пол, вы сказали это так, как будто и не хотите поверить в это.
Генерал горячо протестовал против таких инсинуаций:
— Как вы можете такое говорить? Господи боже! Разве я не рискую своей репутацией… самим своим существованием… ради вас?
— Тем не менее вы просто хотите бросить меня.
Генерал Нирзанн слегка смутился, он словно ходил по порочному кругу и не знал, на чем остановиться. Решительно он должен либо на что-то отважиться, либо вовсе отказаться от своей миссии. Приходилось выбирать из двух одно. Он прочистил глотку. Как же это сказать? Он открыл было рот и опять закрыл. Потом все же прыгнул в омут:
— Нет, я не хочу бросать вас. Но, мадемуазель, я — слуга моего принца. Все, что я имею, — мой кошелек, моя честь, моя жизнь, — все принадлежит ему. И даже то, что мне дороже всего…
Алина резко прервала его:
— Стоп, генерал.
Но он продолжал с нарастающей уверенностью:
— Вы должны понять меня, дражайшая Алина. Вы знаете, что я люблю вас, но там, куда ступил мой принц, я отступаю. Вот о чем я пришел говорить с вами. Не как эмиссар, — уверяю вас, не поэтому, — но его желание так очевидно! Что я могу сделать? К несчастью, ничего, кроме как выбирать меньшее из двух зол.
— И потерять меня, это меньшее? — Ей было очень весело.
— Нет… это… вы должны понять… — Генерал удивлялся, какого черта ей понадобилось, чтобы дело приняло такой неприятный оборот.
— Я понимаю, — сухо сказала Алина. — И вот мой ответ: я люблю вас!
— Конечно, конечно; и я люблю вас, — отвечал генерал, начиная терять терпение. — Но разве вы не понимаете? Невозможно предать принца.
— Значит, я добьюсь невозможного, — спокойно ответила Алина.
При столь простом заявлении о намерениях генерал в волнении вскочил на ноги.
— Я знаю, в чем причина! — вскричал он. — Американец! Я все время подозревал его. Вот кто стоит за всем этим.
— Вы имеете в виду Стеттона?
— Да, его. И это правда! — кричал генерал, с каждой минутой все более волнуясь.
Алина резко прервала его:
— Это абсурд, и вы это знаете.
— Это правда! Вы его любите!
— Смешно!
— Вы любите его! Вы обманывали меня!
Алина пренебрежительно пожала плечами; потом, после некоторого раздумья, вдруг посмотрела на генерала Нирзанна так, словно на что-то решилась:
— Послушайте меня, Пол. Американец — глупец.
Меня волнует не это. — Она стиснула пальцы. — Нет, Дайте мне договорить! Или, точнее, ответьте на вопрос.
Вы явились сюда как эмиссар принца. Или я не права?
Генерал начал протестовать, но, видя бесполезность протестов, в конце концов согласился с этим.
— И чего принц хочет?
Генерал, увидев, что она почему-то все знает, ответил просто:
— Он хочет сместить меня с той позиции, которую я занимаю, хотя ему об этом неизвестно.
— Вы уверены в этом?
— В чем?
— Что ему неизвестно?
— Разумеется, мадемуазель!
Алина вздохнула с видимым облегчением:
— Очень хорошо. Я рада слышать, что, перестав любить меня, вы по крайней мере меня не предали. Что же касается желаний принца, то мой ответ таков: уважающая себя крепость не провоцирует осаду, но и не сдается без нее. Вы — человек военный, генерал, вы меня поймете.
— Но…
— Нет, не говорите больше ничего; я не стану вас слушать. Что касается вас, Пол, не скажу, что вы разбили мое сердце, но вы сделали меня несчастной. Ах, Пол… нет… не говорите…
Алина откинулась на спинку кресла и закрыла лицо руками.
Генерал, одновременно и восхищенный, и сбитый с толку, и неудовлетворенный, после десятиминутных безуспешных усилий заставить Алину выслушать его неохотно повернулся и оставил комнату, чтобы направиться к принцу Маризи с несколько загадочным сообщением.
Глава 14
Предложение мира
В тот же час, когда генерал Нирзанн покинул дом номер 341, чтобы вернуться во дворец, — а было уже чуть больше десяти часов вечера, — месье Фредерик Науманн сидел в своих меблированных комнатах на Уолдерин-Плейс, уныло уставившись на обои, поскольку, следует признаться, он попал в самое затруднительное положение.