Признания на стеклянной крыше
Шрифт:
Мередит глотнула еще раз и передала ему бутылку.
— Тогда умерла его мать.
— Ах, вот как вы пришли к своей теории! Раз время держит в плену живых людей, то отчего бы ему не держать в плену и духов?
— Нет, — сказала Мередит. — Я пришла к этой теории, обнаружив, что не в силах уйти от своих шестнадцати лет.
Дэвиду было сейчас не важно, вернется ли он когда-нибудь в Нью-Хейвен, допишет ли до конца свою диссертацию. Для него настал момент совершенной чистоты, каких еще не было на его веку, как не было и тех чувств, что он испытывал. Будь ему надобность остаться
— А это что, плохо?
— Для меня — да. Из-за меня тогда погиб человек.
— Не верю.
— Вы просто ничего не знаете. Я в свое время была пловчихой, а теперь плавательные бассейны наводят на меня ужас. Никак не уйду от беды, которая тогда стряслась.
— Значит, и вы в плену у времени. Так же, как ваше привидение.
— Оно не мое. — Мередит взяла бутылку и приложилась к ней уже основательно. — Но мы похожи. Обе не можем сдвинуться с прежнего места.
Дэниел Финч задумался. Его пронизывало желание. Он потерял все свои ориентиры, но это ему было абсолютно все равно.
— Разбейте время, которое держит вас в плену. — Материя, когда ее разрушат, перерождается, приняв иное обличье. Так и ужасное прошлое Мередит могло переродиться в настоящее, в эти минуты здесь, с ним.
— Как это? — Лицо Мередит, сосредоточенное, с нахмуренными бровями, обратилось к нему.
— Сделайте то, чего больше всего боитесь.
— Вот прямо так?
— Не раздумывая. Мыслительный процесс слишком переоценивают.
— Слышать такое от ученого! Я, кстати, всегда считала, что переоценивают как раз чувства.
— И очень ошибались.
Мередит посмотрела на него внимательно.
— Что, так-таки взять и сделать?
Он кивнул.
— Главное — не задумывайтесь.
Мередит встала и подошла к бассейну. У нее перехватило дыхание от страха, от готовности совершить безрассудство. Она остановилась на краю бассейна. На поверхности черной воды лениво плавали там и сям желтые листья. Дэниел едва различал ее в темноте. Она сняла пальто, потом скинула с ног туфли. Стянула джинсы и трусики, свитер; расстегнула и сбросила лифчик. Старалась ни о чем не думать. Наэлектризованный мозг застыл в состоянии покоя, наполнился настоящим — желтыми листиками, водой; этим временем, этим мгновением.
Дэниел, пораженный, зачарованный, наблюдал, как она подходит к бортику бассейна. Никогда ему не освободиться от этой картины — да, впрочем, и желания такого не возникнет. Теперь он видел очертания ее тела. Чистые линии длинной спины. Разглядеть как следует, как хотелось бы, не удалось: она исчезла. Он согласился бы любоваться ею хоть целый век, но — всплеск, и она скрылась в чернильной тьме воды. Ему оставалось решить, что делать — последовать за ней или, уподобясь вот именно некоему призраку, тихо убраться подобру-поздорову, сквозь пепел и кусты самшита — в иное место, иное время.
Холод стоял собачий; видно было, как от дыхания идет пар. Дэниел был не ахти
— Пловец из вас никакой, — сообщила ему Мередит.
— Это правда. Зато я умею играть в пинг-понг. И катаюсь на коньках.
Дэниел не мог унять дрожь. Только этого ему не хватало до полного комплекта! Все сошлось вместе — и холод, и виски, и странность этой ночи…
— Из-за меня когда-то один человек покончил с собой, — сказала Мередит.
— Люди кончают с собой из-за того, что происходит в них самих, а не из-за кого-то другого.
Дэниел безраздельно отдался во власть гипноза, разлитого в воздухе. Он не барахтался, перебирая ногами — просто лежал на воде.
— Это что, такой закон физики? Что причиной самоубийства может быть только лишь его автор?
— Так ведь на то оно и само, — сказал Дэниел.
— Ох, и все-то вы знаете!..
Дэниел подплыл ближе. Положил ладони ей на пояс. Он определенно чувствовал себя под током. Вот потешался бы сейчас его наставник, доктор Розен: выходит, токи и импульсы действительно неотделимы от человека! И не они ли — составляющее желания?
— Со мной такого не было столько лет… — сказала Мередит.
— Вы это о плавании?
Мередит весело покачала головой.
Он приблизился еще плотнее, сведя ладони за ее спиной, и лица их соприкоснулись. Легкое завихрение образовалось на черной поверхности воды. Бесшумно осыпалось в бассейн несколько кленовых листков.
— Я говорю о любви. Любовь отсутствовала.
Дэниел поцеловал ее и не мог остановиться. Пока она не отстранилась.
— Мы так утонем, чего доброго.
— Ну и пусть. Давай утонем.
Он поцеловал ее снова, а остальное произошло легко. Легче, чем столько лет назад, когда она была слишком испугана и слишком молода. Когда все то, чему не следовало бы случиться, — случилось, и она не в состоянии была ни воспрепятствовать этому, ни хотя бы это толком осмыслить.
В то лето она работала спасателем при городском бассейне; носила форменный красный купальник, хотя сама отдала бы предпочтение черному бикини. Она была капитаном школьной плавательной команды, чемпионом по двухсотметровке баттерфляем и чувствовала себя непобедимой, полной сил, готовой в любую минуту прыгнуть в воду и спасти. Со свистком, повешенным на шею, сидела целый день на высоком деревянном белом стуле, и пахло от нее кокосовым маслом. Она не подозревала, какому количеству ребят в мечтах является в этом своем красном купальнике. Весь год она встречалась с Джошем Прентиссом, капитаном плавательной команды мальчиков, но вот теперь, этим летом, захотела освободиться. Ей было всего шестнадцать, не тот еще возраст, чтобы связывать себя.